И глядел он затравленно, словно зверёк в капкане. Затравленно, и даже злобно.

И, как сам Фёдор, тоже тащил чемодан.

А орденов хромой капитан не носил, оказывается, вообще. Даже колодок. И… справа на белом кителе опешивший Фёдор насчитал аж пять красных нашивок. Три тонких, как и у папы, за лёгкие ранения; и две широких, за тяжёлые.

— Субординация субординацией, однако награды вы, Павел Николаевич, не носите, не по уставу… — заметил папа.

— Не ношу, как и любой настоящий маньчжурец не носит, — хрипло бросил капитан. — Пока не смыт позор Мукдена и Ляояна.

«Что он такое несёт?!», возмутился про себя Фёдор. «Так уж и позор! Ну, неудача, но не разгром ведь! Не как пруссаки французов в ту войну!..»

Папа пожал плечами. Дескать, я тоже маньчжурец, однако планки орденские с парадным кителем надел, как и положено. Нам тут фронда ни к чему.

Слово это — «фронда» — Фёдор только что вычитал в романе «Двадцать лет спустя» и очень этим гордился.

— Что же не представите вы меня супруге вашей? — с лёгким холодком сказал папа.

Капитан снова дёрнул лицом, изобразив подобие улыбки.

Супруга и дочь были представлены. На папу жена Павла Николаевича смотрела робко, дочка же — с непонятной Фёдору сердитостью и льдом в глазах. Мальчишка, оказавшийся Константином, старательно попытался представиться господину полковнику по всей форме, но получилось это у него ужасно. Заэкал, замекал, сбился на солдатское «благородие», и то неправильное, потому что полковника полагалось именовать «ваше высокоблагородие».

Папа, конечно, сделал вид, что ничего не заметил, это не его дело.

— Не ждите нас, господин полковник… то есть Алексей Евлампьевич, — усмехнулся хромой капитан. — Нога у меня пошаливает, видать, япошкам предалась, плохо команды слушает!..

— Ничего, Павел Николаевич, — спокойно сказал папа. — Нам не к спеху. Сдача вещей в цейхгауз только через час, а построение и вовсе через два. Некуда торопиться.

Жена капитана — Мария Владиславовна — смотрела на папу совсем странно, прикусив губу. Фёдору стало не по себе, как и обычно случалось, если мама или кто-то из сестёр собирался плакать. Дочка — Софья — предостерегающе положила матери руку на локоть, но та лишь досадливо дёрнула плечом.

— Милостивый государь, Алексей Евлампьевич… я знаю, вы с Павлом были в одном полку…

— Мария! — хрипло зарычал капитан. — Прошу простить, господин полковник.

— А что «Мария»? — вдруг не послушалась жена. — Что «Мария»?! Сколько прошений мы уже написали, а?! Сколько?!

У папы на скулах напряглись желваки.

— Я буду счастлив помочь, сударыня. Чем…