Часть III. Глава 19. Тревожные звоночки

Ночь была беззвездной. Вокруг не было ни души, но он знал, что на самом деле это не так. Душ вокруг было предостаточно, но его волновали не души. Тела. Но на поляну, где он обосновался, ни одно тело не забредало уже давно. Два года. Два долгих года в окружении черных деревьев и пожухлой травы, будто бы она могла чувствовать тяжелое дыхание смерти, подстерегавшей всех, кто осмелится забрести сюда. На краю поляны показалась мышь, и он бросился к ней, пронзая тонкую шкурку, взмокшую от предчувствия неизбежного, заполняя маленькое тельце полностью. Он не успел даже отдать мозгу команду повернуть голову, когда почувствовал, что покидает тельце. Он завис над маленьким трупиком, скрючившимся на холодной земле. Он не был разгневан, он сам был гневом, и от этого даже ветер, скрипевший ветвями деревьев, унялся. Он метался между стволами, сгусток чистейшего зла, непобедимый и бессильный одновременно. Он жаждал разрушить до основания все вокруг — и не мог, врезаясь в деревья и проходя сквозь них темным облаком, невидимым в темноте леса.

Поглощенный своей яростью, он не сразу услышал шипение. Остановившись на миг, он вновь завис над поляной единственно за тем, чтобы увидеть огромную змею, что вонзила длинные зубы в тельце мыши. Она была огромной и величественной, блестящая и гибкая, свивала она свои кольца. С мышью было покончено быстро, и вот змея уже подняла голову, обратив свой взгляд точно на него. Невидимый долгие годы, он наконец почувствовал на себе взгляд живого существа, и гнев сменился ликованием. Он спустился чуть ниже, и змея отследила его движение, словно убеждая его в верности принятого решения.

Он прошел сквозь ее блестящую кожу привычным движением, но чувства, затопившие его, были непривычны. Холодная и скользкая, змея дарила ему внезапное ощущение тепла, будто мать, согревающая дитя, что вернулось к ней после долгой разлуки. Он не знал матери и не знал этого чувства, но ощущение цельности, законченности было восхитительным. Он повернул голову вправо, затем влево — и поразился тому, что ему не надо отдавать приказы мозгу. Змеиное тело слушалось его как собственное — давно забытое ощущение. Он изогнулся всем телом и зашипел, разрезая тишину ночи, радуясь тому, что наконец–то покинет эту проклятую поляну и отправится туда, где его ждало величие и власть. Земля была холодной, и это невероятное, невообразимое чувство холода было почти так же приятно, как понимание собственного бессмертия. Он вновь открыл рот и…

— Да ну нахер, — рявкнул Саша на всю спальню, резко усевшись на кровати. На соседней кровати заворочался Рон, а с кровати Невилла донеслось невнятное бормотание.

— Гарри, ты чего кричишь? — голос Симуса был сонным, и Саше даже стало немного стыдно.

— Половина третьего, — сообщил Дин Томас. — С ума сошел?

— Ага. Кошмары снятся, крыша едет. Не обращайте внимания, парни, — Саша решительно встал с кровати, и спальню тут же огласил пронзительный кошачий вопль. Саша скосил глаза вниз: на полу сидел обиженный Живоглот и всеми силами пытался выдернуть пушистый хвост из–под Сашиной ноги.

— Глупый кусок меха, — проворчал Саша, сходя с хвоста. — Хочешь спать — спи уже на кровати, я не запрещаю.

— А ты куда собрался? — проворчал Симус, ворочаясь на кровати.

— А тебя с собой взять? Экскурсию провести? — фыркнул Саша. — Или ты меня проводишь? Я до уборной могу и без посторонней помощи добраться.

— Тьфу ты, — фыркнул Симус и завернулся в одеяло.

Саша вышел из спальни и спустился в пустую гостиную. В камине тлели угли, но при Сашином появлении они разгорелись, словно по волшебству, согревая остывший воздух гостиной. Саша опустился в ближайшее кресло и устремил взгляд в камин. Противный, липкий сон потихоньку отступал, уступая место раздумьям. Саша не мог понять, откуда в его голове мог взяться этот темный лес и эти образы.

— Если хорошо подумать, — сказал он сам себе, — любой сон — это переосмысление предыдущего дня, которое мозг интерпретирует в какие–то образы. То, что в начале сна я был каким–то духом, прямо связано с моим положением в этом магическом мирке. Я не принадлежу ему, здесь только моя душа. Во сне дух пытается вселиться в кого–то другого. Так же как и я, примеряю на себя чужую роль. Вроде все логично.

Он тяжело вздохнул и тупо уставился в камин.

— А теперь заминка. Мышь во сне сопротивлялась, будто бы в одном теле было два сознания. И в итоге погибла. Это мое подсознательное ожидание возвращения настоящего Гарри и вытеснения меня из его тела. Только что–то мне не очень хочется, чтобы он помер. Даром я что ли тут горбачусь на его благо?

Никто не ответил, и Саша снова обхватил голову.

— Ну и змея. Это мое внутреннее, еще не осмысленное сознание того, что по возвращению домой я могу измениться, стать другим. Ну, это и так понятно, — Саша стукнул кулаком по подлокотнику кресла и поднялся на ноги. Все–таки в той маленькой лжи Симусу о том, что его путь лежит в уборную, было рациональное звено.