Чем всегда отличался наш опыт? Тесной связью теории и практики. Именно тем, что сегодня во многом потеряно. Помнишь, были учебные мастерские, затем практики — первая технологическая, вторая технологическая, эксплуатационная, потом военные сборы? Все это готовило студентов к практической работе в организациях.
Ты, наверное, не знаешь книжку о подготовке инженеров в МВТУ имени Баумана по дневной системе? Она написана по итогам бюджетной научно-исследовательской работы (так называемая тема «МВТУ-1»). В НИР принимали участие более 300 человек. Среди них такие корифеи, как академик Александр Иванович Целиков, профессора Эдуард Адамович Сатель, Игорь Пантелеймонович Кунаев, Евгений Константинович Зверев и др. А сколько у нас было обсуждений по поводу формулировки о том, кого мы должны готовить! Примерно год шли споры и согласования. Остановились на формуле: инженер широкого профиля[6].
— При этом было установлено, — продолжает Бобков, — что МВТУ готовило и будет готовить инженеров широкого профиля для определенных отраслей машиностроения и приборостроения. Это значит, что мы готовим и конструктора, и технолога, и исследователя, и эксплуатанта, то есть наш выпускник может все или почти все, но в пределах выбранной отрасли.
Хотели мы, правда, к этой формулировке добавить некоторую политику, что инженеры не только могут быть конструкторами и прочее, но, к примеру, идейно преданы партии. Но наши историки сказали: эти слова уберите, они здесь ни при чем. И мы не стали политизировать формулировку. И правильно сделали. Я постоянно сообщал Георгию Александровичу, как у нас идут дела, и согласовал с ним формулировку об инженере широкого профиля.
Определившись с тем, кого готовим, мы составили типовой учебный план. Был строго определен состав предметов, и для каждого предмета были определены часы как на обязательную работу (лекции, семинары), так и на самостоятельную подготовку. Не всем это нравилось.
У меня состоялся неприятный разговор с представителем кафедры истории партии. Наши историки заставляли студентов самостоятельно читать большое количество первоисточников. Они задавали столько, что это невозможно было проработать за три часа, отведенные на самоподготовку. Студенту нужно было тратить уйму времени для того, чтобы ответить на семинаре на вопросы о том, что написал Ленин в такой-то работе или что было сказано на таком-то съезде.
Учебно-методическое управление поручило исполнителям НИР определить, сколько примерно времени среднестатистический студент затрачивает на конспектирование одной страницы первоисточника. После этого было легко подсчитать, какое количество страниц кафедра истории партии может задавать в рамках трех часов, отведенных на самоподготовку. И не более! А упомянутый представитель, вроде бы смехом, сказал: «Мы на вас, Евгений Иванович, в ЦК партии пожалуемся». А я говорю: «Да жалуйтесь хоть Господу Иисусу Христу...»
Так мы определили и содержание лабораторных работ, да и всего учебного процесса. Отчисления, например, на втором курсе сократились процентов на 10-20 как минимум! То есть тот, кто раньше был между двойками и тройками, теперь стал троечником, продолжил учиться...
Ректор очень положительно оценил эту деятельность.
Мы с ректором часто вели разговоры о смене заведующих кафедрами. Причины всегда были одни: возраст и состояние здоровья. И сегодня у нас, я думаю, это один из главных вопросов. Руководитель должен не досиживать срок, а вовремя освобождать эту серьезную и важную должность.
Николаев был деликатным человеком и не любил конфликтных ситуаций. От разговоров с заведующими кафедрами, когда нужно было их освободить, он уходил. (Но только, подчеркиваю, в этом случае!)
Мне как проректору по учебной работе приходилось самому беседовать с некоторыми завкафедрами и просить их перейти на должность профессора. Это были, к примеру, Христофор Артемьевич Арустамов (кафедра черчения и начертательной геометрии), Виктор Гаврилович Саксельцев (М8), Игорь Пантелеймонович Кунаев (М5), Николай Петрович Дубинин (общетехнологическая кафедра), Владимир Васильевич Добронравов (кафедра теоретической механики). Но, что самое трудное, я вынужден был говорить с моим научным руководителем, учителем и заведующим кафедрой М6 Алексеем Александровичем Толочковым!
Хотя мне непросто было каждый раз решаться на эти беседы «один на один», я довольно легко поговорил с Кунаевым, Саксельцевым, даже с Толочковым. С Дубининым тоже не было трудностей.
А с Арустамовым у меня тяжелый был разговор. Можно сказать, ужасный! У него был тяжелый инсульт. И вот приходит ко мне профессор кафедры черчения и начертательной геометрии (а кафедра огромная, человек 70) и говорит: мы готовы за него даже лекции читать. Пусть числится просто профессором.
Я пригласил Арустамова и говорю:
— Христофор Артемьевич, вам тяжело работать, лекции уже читать не можете, у вас был инсульт, травмирована правая рука...
А он встает и говорит:
— Нет, Евгений Иванович, смотрите, у меня рука работает!