Первая ступень — это конкурс в училище. Можешь попасть совсем не туда, куда надеялся. Вторая — распределение. То ли окажешься на центральной сцене, то ли отправят в глубинку. Третья ступень — получение главной роли. Сколько тех, которые могли бы, но роли им не дают! Четвертая — получишь или не получишь звание народного артиста? Все это связано с переживаниями; народным становится один из ста, а может быть, один из трехсот... И дальше мы говорим, что народных артистов у нас пруд пруди. Но многие ли из них действительно покорили мир?
То же самое в науке. Куда бы вы ни пошли, везде стоят контролеры и спрашивают пропуск: «Ваш пропуск на рецензию парткома...», «Ваш пропуск на печатание книги...», «Ваш пропуск на степень, на звание, на премию...» и так далее. Пропуск — образно, конечно.
Николаев смеется, резко обрывает смех, ласково смотрит на меня испрашивает:
— Вы будете со мной чай пить?.. Что вы говорите? Тренировка? Когда? У-у, еще целый час и пятнадцать минут.
Объясняю деду, как и благодаря чему укрепилась во мне склонность к наукам об обществе.
— Маркс, Сережа, конечно, стал Марксом. Но давайте подумаем, какой у вас шанс. Вы правильно говорите, что есть хорошие экономисты. И наверняка многие думают, как и вы, о необходимости исследований. Однако никто из них не написал ничего, равного «Капиталу». Потому что там все — вот так. (Показывает толкотню локтями.) Доступ к информации — это только первая стадия. У вас могут быть знакомые, которые будут эту информацию доставлять. Мнение кругов, которые дают оценку, — вот что важно! Кто примет идеи, кто даст им ход? Кто скажет: «Да, это — истина, давайте пойдем за этим человеком»? Вы говорите, что не ждете лавров? Как же не ждете? Ждете! Только не Ленинской премии, не круглой медальки. Вы надеетесь на большее, на всеобщее признание. Нет-нет, я не хочу сказать, что из Сережи не получится Маркс, может быть, получится, но каков шанс? Шанс обратно пропорционален числу людей, занимающихся этими вопросами, и даже меньше, потому что за истекшие десятилетия ничего путного не появилось... Допустим, к этому тянутся сто тысяч. Значит, шанс равен одной миллионной. Стоит ли ставить жизнь на карту при такой жестокой статистике?
Наш разговор прервал профессор Николай Павлович Алешин. Я разливаю чай, ставлю на стол сахар и печенье. После ухода профессора, которого дед ласково называет «крестьянским самородком», он продолжает:
— Я всегда люблю повторять: сто метров за 14 секунд пробегут почти все. За 13 секунд — меньше, за 12 — совсем мало. За 11 — профессионалы. За 10 — единицы. А вот там, где 9,9, там-то и разворачивается главная борьба. 9,88, 9,87 — кто быстрее? Вот-вот, обошел троих, потом двоих, а одного — никак не могу обойти... Так и в науке, в жизни, везде. Поначалу новая дисциплина пойдет у вас семимильными шагами. Но чем ближе к пику, тем труднее борьба, тем труднее каждый метр, сантиметр, миллиметр... Уверены ли вы в своих силах?
Стать всероссийским проповедником — это то же карабкание. Можно сорваться, или кто-нибудь обойдет. Это, знаете ли, путь крестоносца — нести свой крест нужно!
Перечитали Маркса и Ленина? Очень полезно. Прикладывайте к своей науке. Сколько у нас инженеров, которые кроме своего «эм на дубль-вэ» ничего не знают. Широкий кругозор — делу помощник. Только, ради Бога, не стремитесь решать задачи в масштабах всей страны. Ставьте себе задачу поуже и добьетесь успеха.
— Как у Крылова: «...чтоб в делах утешный был конец»?
Академик кивает: именно так. (Не послушаюсь я его, стану романтически грешить именно всероссийскими замахами, и много это принесет мне страданий, да и моим близким достанется...) А в тот вечер, помню, обсуждали мы Ленина с Марксом.
— Ленина по глубине мысли я ставлю выше Маркса. И потом, он нам, русским, ближе, — заметил дед и сменил тему. — В Институте атомной энергии я знаю Александрова, Велихова, но они, пожалуй, далеки от дел. Можно обратиться к академику Легасову, который сейчас является фактическим директором. Академик Мельников, директор НИИ «Проектстальконструкция», в какой-то степени мой коллега... Он занимается объектами, а я всю жизнь занимался мостами,
Мой рассказ о диссертации академик воспринял сразу, будто речь шла не о далеких от него исследованиях газовых потоков, а о свойствах сварного шва. В этом внешне медлительном старике живет быстрый и ясный ум.
— Но ведь у вас в трубе будут разные волны — короткие, подлиннее, совсем длинные: тоны, полутоны, обертоны. Течение может разом, вдруг потерять устойчивость.
Как он умудрился в десять секунд уловить то, на осознание чего у меня ушло два года?! Объясняю, что мы «завиваем» поток в мелкие барашки, которые гасят длинные волны, оттого и течение в трубе устойчиво. Он удовлетворенно кивает и по обыкновению гудит на прощание:
— Заходите, Сережа Жуков... Всегда рад вас видеть.
Я хотел бы попробовать себя в разработке новой общественной теории и пришел к академику Николаеву с наброском жизненного плана. Личный комсомольский опыт убедил меня в том, что в рамках существующей политической системы работать региональным партийным руководителем нет смысла... Это ненадолго. Уходишь с поста — и регион приходит к удовлетворительному состоянию. В тоталитарном государстве реформы подвластны лишь верхушке. Надо становиться руководителем страны или не ходить в политику.
Стратегия состоит в следующем.