Книги

Агуглу (Тайна африканского леса)

22
18
20
22
24
26
28
30

Он пошел впереди. Мы следовали за ним на некотором расстоянии, прячась, как и он, за каждой выемкой земли, за каждым кустарником. Муни шла рядом со мной. Вдруг я заметил слезу, дрожавшую на ее ресницах.

— Мужайся, крошка, скоро ты увидишь свою деревню.

Она ответила своим мягким голосом:

— Если только ты захочешь, отныне моей деревней будет твоя.

В отдалении еще смутно чернели леса, когда наступило утро.

Около нас расстилался пруд, окаймленный и окутанный предрассветными туманами. Фои пробрался в камыш, который замкнулся за ним. Затем он тихо позвал нас:

— Вы будете здесь в безопасности, ожидая наступления ночи. Ни под каким предлогом не двигайтесь до моего возвращения.

Он ушел, старательно расправив помятый нашими ногами камыш.

Пруд уже пробуждался. Ибисы, цапли, чирки, лисухи проявляли признаки жизни. Со всех сторон слышался писк, щебетанье, свист, щелканье клювов и шум крыльев.

От нагретой солнцем воды скоро стали подниматься испарения. Забегали бесчисленные черепахи. Сначала один крокодил, затем другой прорвали мордой неподвижную скатерть воды. Там и сям появились блестящие спины и розовые морды гиппопотамов.

Таким образом, первые часы прошли в том, что мы наблюдали за пробуждающейся всюду жизнью и вдыхали аромат влажных трав. Но скоро, по мере того, как солнце подымалось горизонтом, нас начала одолевать скука. Мало-помалу животные, оживлявшие поверхность озера, укрылись под защиту камышей. Абу-Гурун, растянувшись во весь рост, смотрел в небо и принялся рассказывать нам свои басни.

Муни внезапно прервала его:

— Посмотри-ка, — сказала она, — там происходит что-то странное.

Ее палец указывал налево, на маленький мыс, который среди камышей и папирусов вдавался в пруд. На конце мыса возвышался печальный голый тамаринд, потерявший почти всю листву и погрузивший свои корни в тину.

Стада обезьян-хульманов сверху донизу усеяли иссохшие ветви умирающего дерева. Лицом к солнцу, в лучах которого сверкали длинные серебристые волосы их шубеек, они гуще уселись на концах нижних веток. Их крики и тревожные движения выдавали сильное волнение.

Абу-Гурун устремил в их сторону свои острые глаза и, приглядевшись, сказал:

— Посмотрите на низ мыса; причина их волнения прячется в тине.

Он осторожно раздвинул камыши, мешавшие глядеть. И вот мы заметили в двадцати метрах от себя крокодила, наполовину зарывшегося в тину, и ползшего между корнями; его чешуя была сплошь покрыта зеленоватым мхом. Добравшись до солнца, раскаленные лучи которого падали на него отвесно, он сложил обрубки своих лап и, полузакрыв глаза, замер в неподвижности.

Обезьяны замолчали. Наклонив хитрые головы над берегом, они молча следили за чудовищем.

Наиболее смелая, уцепившись концом хвоста за ветку, вдруг опрокинулась вниз. Затем мы увидели, как она принялась изо всей силы сжатыми кулаками колотить огромное животное по спине. Это произошло почти мгновенно. Одним броском своего гибкого тела она снова уже была под защитой тамаринда, где ее встретил оглушительный концерт товарищей. За ней то же самое проделала вторая обезьяна, потом третья. Под их непрерывными ударами перегретая чешуя крокодила начала выделять густой пар и звучала, как барабан.