— Книгу на латыни он забрал, — многозначительно сказал Енох.
— Какую? Они же все там, — вытаращился на него я.
— Одна тут была, — напомнил Енох.
И я вспомнил. «Земледельческие стихи» Вергилия (
— Хм, будут, значит, земледельческие стихи на латыни читать, — хмыкнул я.
— Выходит, кто-то знает о книге Лазаря, — протянул Енох и задумчиво умолк.
Повисла пауза.
— Мне уже можно говорить, или будем ждать, пока этот старый скелет очнется? — с максимальным ехидством в голосе протянул Моня.
— Говори, — кивнул я, спать опять захотелось ужасно и сил переругиваться с ними и приводить их к порядку просто не было.
— Ах ты скотина! — заверещал возмущённо Енох.
— Енох, — устало произнёс я, — если ты сейчас не замолчишь, я передумаю с тобой продолжать общение. Моня говори. Тоже быстро и ёмко.
— Человек средних лет, подволакивает левую ногу, — чётко, словно по-военному, отрапортовал Моня, — курит папиросы «Смычка», член губернского союза воинствующих безбожников.
— Ого! — уважительно сказал я. — Впечатляет. Молодец, Моня. Только вопрос — откуда ты знаешь это?
— Что ногу подволакивает?
— Что курит и что безбожник! — поправил одноглазого я.
— Он, когда присел, у него край кармана оттопырился, я и посмотрел, — подчёркнуто скромно сказал Моня, — там пачка папирос была и корочка членского билета. А потом, когда он к твоему саквояжу хотел лезть, я ему внушил, что ему нужно срочно домой, что он забыл примус выключить и пожар скоро будет.
— А я отвёл ему глаза, когда он к саквояжу направился! — моментально влез Енох. — Он его просто не увидел! Вот и ушел!
— Да если бы я ему не внушил…!
— Это я ему глаза отвёл!
Спор набирал обороты по-новому. Я зевнул и сказал, торопливо стаскивая с себя одежду: