Поэтому я просто сидел на мешке с яблоками и молча смотрел на спускающийся огонёк лампы.

— Мальчик! — передо мной появилось женское лицо.

Настасья!

— Чего припёрлась? — зло буркнул я.

— Тихо ты! — шикнула она, испуганно прислушиваясь, что там наверху. — Так надо было! Ты уж не обижайся! Иначе он бы не поверил.

— Ну спасибо! — шепотом, но всё равно язвительно, сказал я, — благодаря тебе меня отпинали сектанты ваши.

— Зато не убили, — огрызнулась она и добавила, — пошли давай, только тихо!

— Куда пошли? — нахмурился я, даже не пытаясь куда-то там идти.

— К Софронию!

— Никуда я с тобой не пойду, — зевнул я и лёг на мешок с яблоками, свернувшись калачиком, — свет потуши, в глаза бьёт.

— Как не пойдёшь? — растерялась она.

— А так. Не поду — и всё. Мне и тут хорошо, — зевнул я опять, — еда есть, спать где есть. Что мне ещё надо?

— Сейчас Епифан в доме пьяный спит, — зашептала она, косясь наверх, — его прислужники к бабам своим пошли. И эта дура, Акулина, тоже с ним спит. У нас есть пару минут, чтобы бежать. А то не дай бог увидит — нам конец!

— Тебе конец, — поморщился я, — а я лично никуда бежать не собираюсь. Тем более с тобой.

— Почему со мной не собираешься? — обиделась она.

— Ты меня один раз уже предала, — сказал я, — а у меня принцип такой, что предавший один раз, предаст снова. Так что иди к своему пророку Епифану под второй бочок и дверь поплотнее закрой — дует!

— Дурак! — Настасья не нашла ничего лучше, чем сесть прямо на грязноватый земляной пол и зареветь.

— Сама дура! — не остался в долгу я, — на меня больше твои слёзы не действуют.

— Я твою торбу в кустах спрятала, — всхлипнула она, вытирая слёзы, — пойдём. А то завтра тебя Епифан казнит.

— Что? — сон мгновенно пропал у меня из глаз. — Я вообще-то ребёнок, если ты не заметила.