Он кивнул:
– Мой сын Питер, бывало, говорил, что археология взывает к моим инстинктам следователя.
– А! – Она ответно кивнула. – В судебной медицине вам приходится отвечать на тот же вопрос, что ставит археология: «Что произошло в прошлом, оставив свидетельства в настоящем?»
Теперь уже улыбнулся сэр Бернард:
– Почти точно так же говорил и Питер.
Она подумала, не был ли Питер тем самым сыном, которого, как она слышала, сэр Бернард лишился при бомбежках сорокового года.
– Раскопки мистера Маллоуэна в Уре с Леонардом Вулли, – продолжал тем временем сэр Бернард, – стали легендой. А потом его открытия в Ниневии, Ираке, Сирии… Так увлекательно! Так безумно романтично.
Она улыбнулась:
– Не уверена, что разбор и регистрацию находок и протирание наконечников стрел и черепков кремом для лица можно назвать «безумно романтичным» или увлекательным… но мне это и правда очень нравилось.
В серых глазах загорелся интерес:
– Я слышал, что вы иногда сопровождали супруга. Вы заслуживаете похвалы.
– Я не заслуживаю похвалы, раз делаю то, что мне так нравится. Вдали от нашей так называемой цивилизации… в благословенном избавлении от репортеров и публичного внимания. Мне лучше всего пишется в пустыне.
– Да, насколько я понял, вы – писатель?
Ее удовольствие тут же исчезло, непонятно почему: ведь так хорошо, что сэр Бернард – поклонник Макса, а не восхищенный читатель!
И в то же время это разочаровывало: то, что сэр Бернард так мало знает о ней, о том, что она делает и кто она.
Она прикоснулась к виску, зацепив пальцами завиток волос.
– Должна сказать, что работа Макса похожа и на мою. В древних песках можно найти истории о преступлениях и убийствах.
– Я должен извиниться за то, что не знаком с вашими произведениями, – сказал сэр Бернард. Возможно, он почувствовал ее ущемленную гордость. – Как я понимаю, вы имеете солидную репутацию… и многие мои коллеги читают детективы. Что до меня, то я выдуманными преступлениями не интересуюсь… Надеюсь, я вас не обидел?
– Нисколько, – ответила она, тут же успокоившись. – Для вас ведь это было бы слишком близко вашей работе, правда?
– Боюсь, что, как уже признался, я в душе романтик: мои литературные симпатии принадлежат Теннисону, Вордсворту, Киплингу…