Я с Марти Фредериксеном, мы идем за каноэ и пишем Jaded. В понедельник все возвращаются, мы снова начинаем работать с группой, и Джо понимает, что я дописал песню без него. Марти оставался у него дома, и кто-то прочитал ему лекцию о предательстве, потому что мы дописали песню без Джо. Но, знаете, такое поведение можно простить, даже нужно, они были под кайфом.

Тогда я не знал, что судьба Aerosmith зависит от этой песни. Донни Айннер сказал нам: если мы не выпустим хит, «Сони» нас кинет. Точка. Так он мне и сказал: «Если бы вы не выпустили эту песню в Just Push Play, мы бы вас кинули». Это как-то жестко. Черт. Но подождите! Я не могу писать на гневе. Я же пытаюсь быть милым трезвым Стиви, который сияет, пока из него вытекает амниотическая жидкость.

У композиторов, когда кто-то придумывает крутую строчку или фразу, другой не говорит: «Вот черт, он хочет забрать всю славу себе». Кто-то выбирает настрой песни и говорит то, о чем ты никогда бы не подумал, и это тебя подталкивает, песня создается, а ты поднимаешься на другую ступеньку. Ты одержим! Ты даже не можешь остановиться, чтобы пописать! Слова песни Jaded – родились ли они от злости?

Когда ты пишешь песню с кем-то, то вызываешь дух момента во времени, обрывки слов, мелодии, соло, парящие в воздухе, колючая проволока, секунды пения. Когда я услышал, как Джо играет свое соло, то сразу понял, куда мне повесить шляпу.

Сиринда умерла 7 сентября 2002 года. Из моего сердца должна была выйти песня.

Когда случается что-то плохое, обычно люди говорят: «Бог. Это все Бог. Мы ничего не решаем. Совпадений не существует, и у всего, что происходит, есть причина». Ну, я точно считаю, что Сиринда не должна была умирать от опухоли в мозгу! Все дело во мне? Я должен был прожить всю жизнь в одном браке несмотря ни на что, пока смерть не разлучит нас? Я должен был все исправить? Ну, грустно признавать, но я не лучший кандидат для спасения неудачных браков. В те дни я сам едва ли справлялся. Или, может, я должен был заставить ее пойти со мной на реабилитацию? «Я упаковал твою зубную щетку, завтра ты едешь со мной». Меня это правда мучает. Я сказал ей: «Я пришлю самолет», но Сиринда не захотела ехать. А кто хочет? Мне надо было приехать и заставить ее. Это могло сработать, но я не знаю. Пока люди не хотят останавливаться, ничего не получается. И даже тогда все под вопросом.

Когда я узнал, что у нее рак, я пытался помочь, но было уже слишком поздно. В «Слоан-Кеттеринг» собрались все мои врачи, чтобы провести анализы, номер в отеле «Граммерси Парк» и бла-бла-бла. Какой грустный конец, это так нечестно по отношению к той, что терпела меня так долго.

В 2006 году я был в клинике медицинского центра «Бет Израэль Диконесс» в Бостоне, и доктор Санджив Чопра (это брат Дипака Чопры) сказал мне своим голосом я-научу-тебя-жизни: «Пора, Стивен. Нужно лечить ваш гепатит С; для такого критического случая время слишком дорого. Вы сами понимаете, о чем я: если с вами все время происходят несчастья, то здесь будет лишь самый неудачный исход».

Я уже несколько лет знал, что у меня гепатит, один врач сказал мне: «Знаете, Стивен, у вас в крови есть что-то странное». Я сдавал кровь три раза в год, чтобы проверить, что происходит с уровнем заражения. Но я никогда не болею во время тура, потому что тогда мое подсознание работает не так, как у других людей. Как будто как только я заболеваю, грипп или что там говорит мне: «Черт, так ты идешь на сцену? Я съебываюсь!» У меня четыре года был гепатит, и это никогда меня не останавливало.

– Да, Стивен, – сказал доктор Чопра, – я очень рад, что ваше подсознание так любезно, что у вас нет симптомов и так далее и тому подобное, но если серьезно, то уже пора.

– Пора? Пора что, доктор Чопра?

– Пора бы группе взять отпуск на год.

– Вот черт! – ответил я. Но подождите, дальше – хуже…

Я оставался у своего шурина, Марка Дерико, потому что тогда мы делали дома ремонт, перестраивали спальни Таджа и Челси и еще много всего. Тереза периодически приезжала все проверять, как и я. Основная часть дома была оцеплена брезентом. Марк не только мой шурин, когда он не строит дома в районе Новой Англии, он также мой сообщник в «Мотоциклах Дирико». Но об этом позже. Он тридцать лет строил дома, одни из лучших во всей Новой Англии, такие и через двести лет не развалятся – двойная изоляция, стандартное отопление, водопровод и все такое. У Марка была бригада из двенадцати парней, которые занимались капитальной реконструкцией, и вот один из них привлек внимание Терезы.

Группа взяла годичный отпуск. Мы перестраиваем дом, а тут эти кровельщики из ада, без рубашек и с проколотыми сосками, карабкаются по всему дому, как красные муравьи, и чинят его. Челси и Тереза должны были находиться там, чтобы следить за ходом работ, но я и не думал, что они так засмотрятся на этих строителей. Тереза мне говорила, что некоторые были секси, и Челси бегала вокруг них – ей было четырнадцать-пятнадцать, – но глупому мне и в голову не пришло, что моя жена тоже засмотрелась на одного из парней и что он сам строил ей глазки – так же, как я это делаю с красотками в первом ряду.

Я сказал Сандживу Чопре: «Знаете, что? Пришлите мне парочку сестер, пусть они мне покажут, как все делать». Они приехали с месячным запасом игл в коробках. В одной по четыре, они похожи на дротики для дартса и наполнены интерфероном, их надо хранить в холодильнике. Ампулы уже заряжены, ты делаешь укол в жирок сбоку, обычно его называют бочками, но у меня их нет, а потом шприц такой пккккт! В твою кожу. Пккккт! Понедельник. Пккккт! Четверг. Пккккт! Среда. У меня все болело. Я постоянно ворочался… я не мог спать.

Сестры дали мне месячный запас интерферона и пузырек рибавирина – это набор под названием «Пегас» для лечения гепатита С. Десять лет назад меня уже сажали на интерферон, и моя вирусная активность поднялась – это нехорошо. Однако меня заверили, что такое часто происходило, но ФДА провели несколько тестов и выпустили усовершенствованную версию с таблетками. Они заявили, что это новое лечение надерет задницу гепатиту от 70 до 80 процентов случаев.

Доктор Чопра прописал мне лечение на девять месяцев – я кололся год. Все шло нормально. Но интерферон надирает задницу не только гепатиту, он надирает задницу тебе. Надо принимать три таблетки с утра и две на ночь. У тебя болят мышцы, ты не можешь встать с кровати, все ноет, волосы выпадают, желтеют ногти, пальцы на ногах становятся рыжевато-лиловыми. Тебе кажется, что ты умираешь, и именно такая у лекарств задача: убедить тело в том, что оно умирает. Твоя иммунная система такая: «Блядь! Надо взять себя в руки и выгнать эту штуку, или коней двинем!» Если твоему телу что-то угрожает, иммунитет брыкается и идет убивать этого засранца. Вирус гепатита С в основном живет в печени. Но в печень нельзя ничего закачать; что бы туда ни попадало, оно там не остается, ты все спускаешь в унитаз. И как еще можно справиться с проблемами печени, если не угрозой всему иммунитету?

Несколько раз за ночь мне приходилось перекатываться на другую сторону кровати, потому что подо мной все было мокрым – и не по той причине, которую я люблю. По ночам я переодевал четыре футболки, а просыпался весь потный и выжимал их. Тело потеет, потому что думает, что умирает. Впереди был целый год, но после третьего месяца я сказал: «В пизду, я не могу выносить эту боль», поэтому пошел к врачу. Я сказал ему: «Я не буду ничего принимать. Я наркоман и алкоголик и горжусь этим, с меня хватит!» И доктор Чопра своим всевидящим-всезнающим голосом ответил: «Я не хочу, чтобы вы страдали». Тогда наркоман во мне ответил: «Ладно, док, давайте, что там у вас есть». Половину викодина я принимал утром, а половину – вечером. Это беспроигрышный тест для наркоманов: если пятерым дать викодин, четверо уснут, а пятый будет убираться в комнате. Это и есть наркоман – то есть я. И теперь мне нужны колеса, чтобы вырубаться. Ооо, мой внутренний наркоман ликует!