– Псих! – вне себя от его выходок, выкрикнула я и с шумом задвинула щеколду.

Раньше я могла оправдывать Хэйвуда, поскольку он думал, что я парень. Но если теперь он знает правду и ведет себя по-прежнему невежливо, разве можно делать скидку на незнание? Да он просто хам!

– Извращенец! – прилетело мне из-за двери, и я еле удержалась от того, чтобы совершенно невоспитанно пнуть ее.

Чувствуя, что еще никогда так не злилась, я наполнила ванную. Разделась, расшвыривая вещи в разные стороны, после чего забралась в воду. Ненормальный… Хорошо, что мне осталось терпеть его совсем недолго – меньше двух недель, а потом я смогу отсюда уехать.

«Если он не выдаст меня», – внезапно подумала я, и в горячей воде мне внезапно стало холодно.

Когда я вышла из ванной, свет в комнате уже не горел. Видимо, Хэйвуд устал со мной пререкаться и решил пораньше лечь спать. На цыпочках прокравшись к кровати – будить соседа было совестно, хоть он и поступал совсем не по-джентльменски, – я юркнула под теплое одеяло в накрахмаленном пододеяльнике и с наслаждением вытянулась. Какой сегодня был тяжелый день…

Однако, стоило мне закрыть глаза, как тут же перед ними всплыло то, как Хэйвуд, потеряв равновесие, падает на меня, и его губы прижимаются к моим. Беззвучно застонав, я закрыла лицо руками. Как же стыдно! И как-то… разочаровывающе. Я всегда мечтала, что мой первый поцелуй будет по-настоящему запоминающимся. Что внутри все замрет, а голова закружится от восторга.

Да, сердце у меня все же екнуло, но как-то неубедительно. Наверное, потому что обстановка не располагала: яркий свет софитов и толпа пялящихся на нас зрителей. И еще, скорее всего, дело в том, что мой первый поцелуй случился с совершенно неподходящим человеком.

Убрав руки от лица, я покосилась на темнеющую в полумраке комнаты кровать Хэйвуда. Он, безусловно, достаточно привлекателен… Конечно, если вам нравятся сероглазые высокомерные брюнеты, у которых даже на пижаме вышит фамильный герб. Но какой-то он слишком нервный.

Вероятно, поцелуй меня не Хэйвуд, а кто-то, кто любил бы меня и нравился мне сам, – точно закружилась бы голова и подогнулись колени.

«Однажды я обязательно встречу такого человека», – подумала я и, улыбнувшись, закрыла глаза.

За окном уютно барабанил дождь, и вскоре я уснула, но через несколько часов проснулась от разразившейся на улице грозы. Вздрогнув от оглушительного раската грома, я на миг замерла в полнейшем ужасе, а потом кубарем скатилась с кровати. Мелко моросящий вечером дождичек за какие-то пару часов перешел в настоящий ливень с громом и молнией. Я же боюсь грома!

Еще один громыхающий удар за окном вырвал меня из ступора. Не поднимаясь на ноги, я прямо на четвереньках поползла к двери. Мне нужно выбраться отсюда… Нужно найти Генри и снова спрятаться в театре! Однако, протянув руку вперед в кромешной темноте, вместо двери я ощутила под пальцами скользкую прохладную ткань, и меня вдруг схватили в охапку. Кто?..

– Не беги к нему, – шепнули мне на ухо. Хэйвуд? – Я рядом.

Он прижал меня к себе так крепко, что я едва могла вдохнуть. Мое лицо оказалось у него на груди, и, будучи притиснутой к нему, я могла слышать судорожные и частые удары его сердца.

Дернувшись от нового удара грома и вспышки молнии за окном, я попыталась вырваться: он не понимает… Мне нужно убраться отсюда! Но тут Хэйвуд, на миг оторвав одну ладонь от моей спины, сделал какой-то жест – я чувствовала движение его руки, – и в комнате тут же стало тише и темнее. Он что, поставил барьер?

– А теперь вот так, – успокаивающе произнес сосед.

Изогнувшись, он стянул со своей кровати одеяло, которое набросил на меня, укрыв чуть ли не с головой. Второе одеяло – мое – тоже полетело на пол. Следом Хэйвуд утянул меня вниз, дернув за руку, и снова прижал к себе. Мы с ним оказались в импровизированной палатке, почти полностью отсекающей и отдаленные удары грома, и вспышки молний.

– Я знаю, ты боишься грома.

– И молний тоже, – глухо призналась я гербу на его пижаме, потому что Хэйвуд все еще прижимал меня к своей груди.