Шпага Генри, жалобно звеня, сломалась о щит. Бросив обломок на пол, он выставил руки вперед, поднимая на сцене ветер. Публика уже не просто улюлюкала – она восторженно вопила. Наверное, магической схватки этот театр еще не видел.

Тут, нечаянно пошатнувшись, я толкнула кровать – и она полетела вперед, набирая скорость. Я уже испугалась, что сейчас она покалечит кого-то в зрительном зале, как Генри, заметивший это, выставил руку, и кровать взлетела в воздух. Плавно перекувыркнувшись над головами зрителей, она опустилась обратно на сцену, а в зал посыпался дождь из цветов, укрывавших ложе Джульетты.

Восторженные вопли впавших в экстаз зрителей, казалось, сейчас обрушат потолок. Хэйвуд сообразил, что пора прекращать шоу, и не стал ждать. Едва Генри обернулся, он подсек его каким-то заклинанием, отчего друг упал на спину.

– Лежи! – послышался из-за кулис приглушенный шепот профессора Ферро. Генри, недовольно дернув ногой, все же притворился мертвым.

Я бросила на Хэйвуда дикий взгляд. И как нам дальше выкручиваться? Он же должен был выпить яд, а я – заколоть себя его кинжалом… Хэйвуд, которому, видимо, уже хватило на сегодня импровизации, в два шага подошел ко мне и, схватив за руку, поволок к краю сцены.

– Теперь сбежим и будем счастливо мы жить, никто не сможет нас с тобой остановить! Конец! – мрачно произнес он в накрывшей вдруг зал оглушительной тишине.

Он до боли сжал мою ладонь, и мы стояли под все еще падающим сверкающим снегом. Внезапно в зале послышались первые неуверенные хлопки, потом к ним присоединились другие – и через минуту все зрители хлопали, вопили и топали ногами.

Мы поклонились один раз, затем еще один вместе с остальными актерами, выбежавшими на сцену, и наконец сверху упал занавес. Все… Это представление я не забуду до конца жизни.

И только когда мы наконец скрылись за кулисами, я сообразила, что Хэйвуд меня поцеловал. Прямо в губы! Это был мой первый поцелуй, и его украл Хэйвуд!

Какой ужас…

Когда спектакль закончился, я больше всего хотела побыстрее сбежать из театра и попасть в свою комнату в академии. Сяду там на кровать, запечатаю дверь наглухо и не выйду до самого восемнадцатилетия, чтобы ненароком не встретиться с Хэйвудом. Хотя нет, нельзя, он же живет со мной… Тогда тем более закроюсь в комнате и не пущу его! Пусть идет и спит в другом месте, подлый… целователь беззащитных людей! Ужас, как же стыдно перед Генри – он все видел!

Однако через пару мгновений пришло осознание, что дело еще хуже, чем я думала, поскольку все видел не только Генри, но и остальные адепты! Томас, который не может сохранить секрет, даже если от этого зависит его жизнь; Билл Адамс, наш одногруппник, и все остальные участники пьесы. Они же будут надо мной смеяться, а потом расскажут всем в академии… И тогда нам с Хэйвудом действительно придется забаррикадироваться в комнате и не выходить, потому что нас задразнят. Все же думают, что я парень, и крепкий мужицкий поцелуй чрезвычайно повеселит адептов.

– Ты чего хватаешься за голову? – раздался рядом голос Генри, и я наконец открыла глаза. Я представила будущую катастрофу в таких красках, что в полуобморочном состоянии прислонилась к стене.

– Ничего, просто так, – пискнула я, не решаясь взглянуть на него. Вдруг он будет меня презирать?

– А… я хотел спросить… там, на сцене, только что… – нерешительно начал друг, и я побледнела. Началось.

– Я не хочу об этом говорить, – выдавила я из себя и, отлепившись от стены, понеслась куда глаза глядят. Найду себе местечко потише, где можно подождать, пока не настанет время возвращаться в академию.

Глаза завели меня в узкий закуток за кулисами, откуда было прекрасно видно сцену. Сцену, на которой стоял незнакомый мужчина в ярко-розовом фраке, вручающий огромный, сияющий под светом софитов кубок удивленному профессору Ферро. Так… Мы что, заняли первое место?

– Актеры, на сцену! – Мужчина в розовом взмахнул рукой.

Вся наша труппа высыпала из-за кулис и сгрудилась возле куратора. Вся, кроме меня, – заметив на сцене и Хэйвуда, и Генри, я решила, что ни за что туда не пойду. Они покрутили головами, разыскивая меня. Особенно старался Томас, который даже забежал за занавес и пару раз громко провопил: «Эмиль! Где тебя носит?»

Однако я не стала выходить из своего убежища, и через несколько минут, получив свою долю оваций, мои однокашники потянулись в гримерки, переодеваться. Я тоже пошла на розыски свободной каморки, прихватив свои вещи, и через несколько минут уже сидела в одной из наших карет. Лучше подожду всех тут.