Где-то очень далеко и высоко в Огненных горах

Старый Ргрыж доживал последнюю тысячу из отведенных ему лет. Вернее, он давно ее дожил, и должен был, как его друг, Хранитель знаний, раствориться в Первородном Пламени. Всем известно, что драконы родились из него миллионы лет назад. До сих пор горы извещают Мир столбом подземного огня, когда на свет появляется новый дракон. Правда, в последнее время это случается все реже и реже.

Да, родились из пламени — в него и уходят, когда наступает их час.

Почему же старый Ргрыж был все еще жив, почему не спешил по Огненной дороге, по пути, предопределенному Покровителями Элейнлиля? А потому что в давние времена дал клятву, что не уйдет на перерождение, до тех пор, пока не встретит того, кому сможет передать свою магическую суть.

А он все не встречается.

Ргрыж уже и ждать устал. И жить устал. И пламя манило его все больше. Но уйти…. Уйти он не мог. Слишком силен был якорь данной клятвы.

Впрочем, Ргрыж относился ко всему философски, предпочитая проводить свои дни на солнечном склоне возле своей пещеры. Старые кости, что тут скажешь. Кровь, опять же, холодная….

Да, Ргрыж уже давно никуда не торопился. И на охоту в последнее время летал все реже. Одной овцы ему хватало надолго. А чистая ледниковая вода была совсем рядом — даже лететь не надо было.

Он лежал на солнышке, свернувшись клубком — старому телу было трудно согреться по весне, хотя земля и была достаточно теплой. Лежал, держа в лапах довольно крупный красно-оранжевый камень. Названия у камня не было. А если и было — Ргрыж уже успел его забыть. Да и зачем дракону название камня, если он и говорить-то мог с трудом. И говорить ему особо было не с кем. Соплеменники редко залетали к нему в гости. Даже этот мальчишка, Гай-цгор, правнук старого друга, в последнее время был занят подготовкой к обретению сущности и крыльев. Драконы, едва родившись, встают на крыло. И юный Гай-цгор не был исключением. Летал он отлично. Но кроме крыльев физических у каждого дракона должны быть крылья Души. Крылья Разума, если хотите, а их еще надо суметь взрастить в себе….

Кроме того, у старого Ргрыжа было еще одно хобби — он слушал горы.

Горы — они ведь живые. Пусть их жизнь и незаметна большинству скороживущих, но она есть. И только такие старики, как он, могут вот так лежать на солнышке, и слушать, как горы вздыхают, покряхтывают и потрескивают. А еще рассказывают истории. Медленно, со скрипом, замирая на долгое время. Жалуются, что в недрах скопилось слишком много огня, что так мало нынче драконов приходит, чтобы получить огненное Посвящение….

Так и проводил свои дни старый дракон. До последнего времени.

В последнее время Ргрыж стал ощущать что-то странное. Горы…. Горы волновались. Да, так будет правильно. Горы волновались. Их волнение проявлялось в участившихся сходах лавин, во внезапно проснувшихся родничках. И это было удивительно — родники на высоте тысячи метров. Раньше здесь текла только талая вода из ледников.

Еще и огонь начал вести себя странно. Он вдруг стал разноцветным — будто примерял праздничный наряд.

Даже огненные гейзеры изменили поведение. Они начали петь. Правда, их песню слышал он один, старый дракон, проживший невозможно долгую жизнь. И бОльшую ее часть дракон сожалел только об одном: нет у него возможности услышать, как поет его друг, погибший когда-то от рук врагов. А он, Ргрыж, в то время был далеко, не успел на зов, не помог, не спас.

Теперь он наслаждался песней Огненных гор, слыша в ней голос друга. Наслаждался, и мысленно обещал ему, что вот-вот, уже совсем скоро, еще несколько дней, может быть, недель, и они встретятся. В том месте, откуда берут начало реки Жизни….

Он давно уже не рассказывал свою историю молодым соплеменникам. Уж так случилось, что и большинство его ровесников погибло в те Забытые Времена. Да, они стали забытыми, ибо с уходом свидетелей история становится сказкой, мифом, легендой. А единственный свидетель, все еще живущий, объявляется выжившим из ума стариком….

…А песня была какой-то странной. Ргрыж даже глаза открыл, старательно прислушиваясь к словам. Потом сел, отложил в сторону камень, нервно расправил и снова сложил крылья.

Что-то было… неправильно. В песне неправильно.

— А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,