И вот ведь что характерно. В первом, прижизненном издании мемуаров Василевского в 1974 г. приведенная выше цитата фигурировала как сноска-пояснение. Однако в последующих изданиях она странным образом, но весьма лихо перекочевала в основной текст, в результате чего статус и значимость этих слов Василевского резко возросли. Его ли эта инициатива была или кого-то другого — сейчас уже не установить. Одно только ясно, что и мемуары Василевского после его смерти также подвергались «дополнениям» и «изменениям», и все по «рукописи автора». Но в любом случае, даже в варианте сноски, это признание Василевского имеет просто колоссальное значение.
Ведь что в действительности тогда происходило. Вместо того чтобы воспринять выдвинутый Шуленбургом тезис о необходимости каких-то совместных советско-германских действий на высшем уровне в целях предотвращения войны между двумя государствами и срочного направления в инициативно-спонтанном порядке письма Гитлеру, по указанию Сталина 9 мая 1941 г., то есть аккурат в день второй встречи обоих послов, было опубликовано Опровержение ТАСС от 9 мая 1941 г., в котором откровенно отрицался уже ставший известным немецкой стороне факт переброски советских войск из-за Урала, Сибири и Дальнего Востока. Дело в том, что до этого с германской стороны была подана нота, в которой запрашивалось разъяснение советской стороны, в связи с чем происходит переброска войск из внутренних округов СССР в сторону западной границы. В германской ноте были названы даже номера перебрасывавшихся армий (в частности, известно, что там упоминалась переброска 16-й армии). Несмотря на ряд предпринятых мер, автору не удалось ознакомиться непосредственно с текстом этой германской ноты. О ней известно только в пересказе других исследователей. Одно можно сказать точно — советский ответ был достойный: наши войска если и перемещаются по стране, то исключительно в мирных целях — для учений и т. п. Вот текст этого опровержения:
9 мая 1941 года
Японские газеты публикуют сообщения агентства Домей Цусин из Нью-Йорка, в котором говорится, что, согласно телеграмме корреспондента агентства “Юнайтед Пресс” из Виши (“столица” того, что Гитлер оставил в качестве “независимой” Франции. —
ТАСС уполномочен заявить, что это подозрительно крикливое сообщение Домей Цусин, позаимствованное у неизвестного корреспондента “Юнайтед Пресс”, представляет плод больной фантазии его автора. Тов. Кузнецов пребывает в Москве, а не в Тегеране, никакие подлодки или миноносцы из района Балтфлота не переброшены и не перебрасываются в Каспийское или Черное море, никакой “концентрации крупных военных сил” на западных границах СССР нет и не предвидится. Крупица правды, содержащаяся в сообщении Домей Цусин, переданная к тому же в грубо искаженном виде, состоит в том, что из района Иркутска перебрасывается в район Новосибирска — ввиду улучшения квартирных условий в Новосибирске — одна стрелковая дивизия. Все остальное в сообщении Домей Цусин — сплошная фантастика»[216].
Проще говоря, Гитлеру вновь (до этого подобное делалось по другим каналам) популярно объяснили, что нечего рассчитывать на легкую добычу, что он столкнется с грозной и мощной силой и что лучше всего, пока не поздно, сесть за стол переговоров! Гитлер опять не захотел понять — ему грезился успех блицкрига. И на следующий день отправил Р. Гесса за высочайшим разрешением Лондона напасть на СССР.
Тогда ему вновь популярно разъяснили… демонстративно крупными учениями ВДВ и не менее демонстративным призывом чуть более чем 800 тыс. резервистов (потом еще 300 тыс. чел.).
Еще в апреле 1941 г. временно исполнявшему обязанности германского военного атташе полковнику Кребсу была предоставлена возможность осуществить поездку по новым военным заводам СССР, выпускавшим новейшие танки и самолеты. В своем отчете от 9 апреля он прямо указал: «Нашим представителям дали посмотреть все. Очевидно, Россия хочет таким образом устрашить возможных агрессоров»[217]. [Вы только вдумайтесь в то, что написал Кребс! Ведь за три месяца до агрессии он собственноручно, письменно признал, нет, ясно расписался в том, что Германия откровенно готовится стать агрессором! Загодя и абсолютно справедливо же признал Третий рейх агрессором! Натуральный тевтонский болван! И как только гестапо не занялось им?! За такие-то заблаговременные признания Германии агрессором?! Правда, болван-то он болван, но как тогда прикажете называть наших, с позволения сказать, «историков», без устали жующих одну и ту же забугорную «жвачку» — что-де СССР готовился стать агрессором?!]
Одновременно советские послы за рубежом стали уже открыто говорить о большом сосредоточении войск на западных границах СССР. Так, в середине мая 1941 г., то есть уже после встречи Деканозова и Шуленбурга 12 мая, посол СССР в Швеции А.М. Коллонтай заявила в кругу дипломатов Стокгольма: «Никогда еще в русской истории на западной границе России не было сосредоточено такое большое количество войск, как сегодня»[218].
Обратите внимание на то, что советский посол А.М. Коллонтай заговорила о русской истории, о России. Это не случайность для советского дипломатического представителя того периода. На всех уровнях Берлину давали понять, что Москва прекрасно понимает именно цивилизационно-геополитический смысл грядущей агрессии Германии, что в Кремле прекрасно понимают, что Гитлер планирует уничтожение именно России, а нападки на советский строй и большевизм — всего лишь идеологическое прикрытие.
В свою очередь разведка НКГБ СССР по указанию Сталина в это же время специально предоставила харбинской резидентуре германской разведки в Китае возможность «перехватить и расшифровать» некий «циркуляр из Москвы». Немцы тогда «узнали», что всем советским представителям за рубежом было предписано «предупредить Германию, что Советский Союз подготовился к защите своих интересов»[219].
В соответствии с решением Главного военного совета, членом которого являлся и сам Сталин, 13 мая было санкционировано выдвижение дополнительных войск из внутренних округов в приграничные. В конце второй — начале третьей декады мая 1941 г. в Генштабе были проведены малоизвестные командно-штабные игры (КШИ) с участием высшего командного состава по проверке Планов прикрытия западных округов и в первую очередь действий ВВС РККА в случае нападения Германии. В мае же по инициативе Сталина в адрес Германии прозвучали вполне внятные угрозы Москвы, что в случае нападения на СССР последний в долгу не останется и нанесет массированные удары возмездия по Берлину и другим германским городам, а при необходимости не остановится и перед применением химического и бактериологического оружия[220].
Дело в том, что еще 19 марта 1941 г. ценнейший агент берлинской резидентуры НКГБ «Брайтенбах» — ответственный сотрудник гестапо Вилли Леман — сообщил о нарастании производства химического оружия в Германии и возможности его применения в войне против СССР[221]. Вот почему со стороны СССР и прозвучали ответные угрозы. К слову сказать, эта угроза в какой-то мере подействовала, что подтвердилось данными разведки.
Проводились и другие акции. Тем не менее дверь для возможного диалога с Берлином оставалась открытой с советской стороны. Более того, параллельно осуществлялся тонкий дипломатический зондаж насчет будущих союзников в войне против Германии, причем именно такой зондаж, который одновременно использовался и как средство давления на Германию в целях вынудить Гитлера к отказу от нападения на СССР или, по крайней мере, к переносу срока нападения на более позднее время. В этих целях, в частности, в первых числах июня 1941 г. советской разведкой была «обеспечена возможность» поступления в Берлин информации о начавшихся советско-американских консультациях[222].
И как только стало ясно, что в Берлине нервозно восприняли эти сведения, 8 июня 1941 г. началась вторая фаза этой операции. Под видом «Сообщения ТАСС» от 8 июня 1941 г. посол СССР в Румынии А.И. Лаврентьев в этот день направил миссиям США, Китая, Турции, Швейцарии и нунцию (представителю) Ватикана в Бухаресте послание, в котором, в частности, говорилось, что «СССР не потерпит политического, экономического и военного диктата в условиях, когда в мировой политике имеются независимые факторы (подразумевались США. —
Это было сделано в расчете на то, что текст послания попадет в руки германской разведки — оно так и вышло. Одновременно в расчете на то, что устно сказанное также дойдет до ушей германских представителей в Бухаресте, посол Лаврентьев как бы невзначай высказал вслух мысль о том, что-де войны, скорее всего, не будет, а будут переговоры, которые, однако, могут сорваться, если немцы выдвинут неприемлемые условия[224]. Проще говоря, Берлин исподволь, но активно приглашали к переговорам с разумных позиций на равных (это был явно очередной ответный «пас» Москвы на пущенный Геббельсом слух о якобы намечающихся переговорах между Германией и СССР). Но без каких-либо глупостей типа инициативно-спонтанного письма Сталина на имя Гитлера с заверениями о продолжении дружественного отношения СССР к Германии, что практически автоматически привело бы к потере нами потенциальных союзников, прежде всего в лице США, а также Англии!
Таким образом, очевидно, что проводился комплексный зондаж с целью оказания влияния: с одной стороны, выказывалась готовность к диалогу, но только на равных условиях, с другой — подчеркивалась абсолютная неприемлемость какого бы то ни было диктата, с третьей — делался намек на союз между США и СССР, против которого Германия ни при каких обстоятельствах не устоит, с четвертой — что при всех обстоятельствах СССР настроен крайне решительно и даст самый мощный отпор агрессору, с пятой — все заинтересованные стороны открыто извещались, что, не унижаясь перед кем бы то ни было, СССР готов приложить максимум усилий в поисках мира.
Среди всех предпринятых в то время Сталиным мер в ответ на провокацию Шуленбурга, а также в том числе в порядке реакции на усиливавшийся вал тревожной разведывательной информации наиболее оригинальным следует считать распоряжение о публикации его статьи «О статье Энгельса “Внешняя политика русского царизма”. 19 июля 1934 года. Письмо членам Политбюро ЦК ВКП(б)» в № 9 журнала «Большевик» (предшественник советского журнала «Коммунист»), что и было осуществлено в середине мая 1941 г.[225] Уж простите за повтор, хотя и расширенный.
Она была написана Сталиным еще в 1934 г. в ответ на попытку от 18 июля того же года внутренней оппозиции опубликовать эту статью Энгельса. 19 июля 1934 г. Сталин подготовил упомянутую статью-письмо, в которой более чем аргументированно вдребезги разнес все тезисы «классика», а 22 июля того же года провел решение Политбюро о нецелесообразности печатания статьи Энгельса. Как, впрочем, отказался тогда публиковать и свое письмо.