Острый же её язык объяснялся тем, что Ираида откровенно не любила и при первой же возможности высмеивала советскую власть. Это выяснилось сразу же после их приезда на Зею, когда студентка спросила Захара, читал ли он роман Оруэлла «1984». Он, конечно же, много слышал об этой запрещённой в СССР книге, но в студенческие годы найти её так и не смог. В один из долгих вечеров, когда они допоздна засиделись за столом после ужина, Ираида подробно пересказала ему содержание романа. Она ничего не комментировала и ни к чему не призывала, только попросила:
– Теперь посмотри вокруг. В масштабах всей страны, конечно. И обрати внимание, что книга называется «1984», а на календаре сейчас 1985-й год. То есть книга – про нас, нынешних.
– Про нынешних? Это похоже, скорее, на сталинские годы. Хотя, по большому счёту…
Роман надо будет обязательно найти и прочитать. Но даже в коротком пересказе он поражал совпадениями. С тоталитаризмом, только хрущёвско-брежневской, карикатурной модели, Захар родился и вырос. Старший Брат? Он, скорее всего, списан со Сталина, который давно умер, ну так теперь Старшим Братом стала вся компартия. Двухминутки ненависти – да у нас по телевизору проклятых капиталистов не двухминутками, а часами ругают. К двоемыслию все давно привыкли. Говорим одно, а думаем другое. «Кто управляет прошлым, тот управляет будущим» – и тут мало что изменилось.
Захар никогда не был антисоветчиком. Со школьных лет он усвоил, что «советское» значит самое лучшее. Но в последние годы, особенно после окончания института, когда он столкнулся с реальной жизнью и понюхал пороха, эта детская вера стала рушиться на глазах. Ему требовалось время, чтобы переварить всё услышанное от Ираиды. Пока что он больше скользил по поверхности, искал личные аналогии. Было лестно сравнивать себя с главным героем Уинстоном. Ведь он и сам не верил в партийные лозунги и идеологию, не говоря уже о заклинаниях об «уме, чести и совести» КПСС. Запомнилась также формальная жена Уинстона Кэтрин, с которой он, кажется, не был разведён. Как там Ираида о ней рассказывала? Внешне привлекательное, «самое глупое существо», с которым Уинстон когда-либо был знаком… Что-то тут есть от Алины! Только Алина, которую он в сердцах называл иногда дурой, вряд ли была глупым существом. Но больше всего Захара поразило имя любимой девушки Уинстона – Джулия. Да ведь это его Юля! О том, что в отличие от них с Юлей, Уинстон и Джулия решили вступить в борьбу с всесильной диктатурой, Захар ещё не знал.
Ночью дул сильный ветер. Вода шуршала о прибрежный песок, раскатисто кряхтела и жалобно стонала. Ничуть не хуже «Соляриса» Станислава Лема, живший своей жизнью рукотворный водоём воздействовал на подсознание обитателей лагеря, направлял их мысли и порождал тревожные сны.
Место Ираиды заняла Вера Батуева, молоденькая буряточка, вызванная Петровичем из экспедиции. Спокойная и молчаливая, она одним своим присутствием сглаживала острые ситуации. Бригада переехала в северо-западную часть водохранилища, где в широком устье реки Унахи, нёсшей свои воды с далёкого Станового хребта, Захар присмотрел место для лагеря. Имущество, людей и подросшего Рекса за несколько ходок перевезли на моторной лодке.
Последняя ходка чуть не закончилась трагически. Захар оставил Никиту с Верой на Унахе, попросив их как можно быстрее поставить палатки. Начинался шторм, поэтому надо было торопиться. Сам он вернулся на лодке в старый лагерь и забрал дожидавшуюся его с остатками имущества Юлю. Обратно ехали против ветра, нагнавшего крутую волну. Мутно-серое небо вплотную приблизилось к воде, белые гребешки волн разбивались о нос мчавшейся вперёд «Казанки». Из-за клочьев тумана, начавших закрывать берег, они едва не проскочили мимо нового лагеря. Если бы дохлый «Привет» заглох, лодка бы наверняка перевернулась. Всё закончилось благополучно, но на них не было сухого места.
Палатки стояли на открытом участке высокого берега, поросшего молодыми лиственницами с воздушными островками одиноких берёз. Из лагеря открывался апокалиптический вид на борющееся с упавшим небом водохранилище.
За вечерним чаем Захар поздравил своих работников с переездом и пошутил:
– Унаха – речка золотая, поэтому будьте внимательны. В её верховьях находятся месторождения россыпного золота.
Через день, едва обустроившись и дождавшись, пока утихнет шторм, они принялись за измерения глубин ручным лотом. Лето заканчивалось, времени для съёмки оставалось мало. Ещё до начала работы чуть не лишились моториста. Рано утром Никита вместо завтрака бегал между лагерем и никак не заводившейся моторкой. В один момент он, перепутав вёдра, налил в кружку бензина, и только после первого глотка понял, что это не чай.
– Чего я только в своей в жизни не пил! – смеялся он, опустошив в кустах содержимое желудка. – Но бензин с сахаром – в первый раз.
Сентябрь
Настала та краткосрочная пора, когда о лете можно было говорить в прошедшем времени, а классическая осень ещё не наступила. Начали напоминать о себе первые заморозки, спала дневная жара, а главное – стала неуклонно меняться цветовая гамма таёжных пейзажей. Словно некий невидимый художник, забавляясь, каждый день добавлял новые мазки на зелёное полотно. В долине Унахи главным цветом стал винно-красный, а на сопках преобладали жёлтые цвета. Лиственницы, между которыми был разбит лагерь, ещё оставались светло-зелёными, но в них уже появились пожелтевшие веточки. Охристо-жёлтые листья падали на стоявшую под берёзой хозяйственную палатку.
Перестали ловиться щуки. Захар попытал счастья в Унахе, подумав, что с приходом осени рыба переместилась в русла рек, но это почти ничего не дало.
– Надо съездить на Утугай, – уверял его Никита. – Где-то там Федькина бригада работает. Помнишь, Андрюха по рации хвастал, что они налимов объедаются?
Это было справедливо, но после давнего разговора с Фёдором о лодке, а тем более после Юлиных откровений об однокласснике, он старался держаться подальше от их бригады. Однако запасы продуктов подходили к концу, и он согласился с Никитой.
В старые добрые времена Унаха была правым, а Утугай – левым притоком реки Брянта, которая, в свою очередь, впадала в Зею. После создания Зейского моря уровень воды поднялся и затопил все русла – настолько, что и Унаха, и Утугай впадали теперь непосредственно в водохранилище.
Бросив в лодку рюкзаки и удочки, они завели мотор и, миновав Брянту, въехали в широкое устье Утугая. Высадились на первом же попавшемся пологом участке берега и привязали лодку к толстому стволу ивы. Рыбалка и впрямь удалась – через час на дне лодки лежали пять щук, горка чебаков и длинный пятнистый налим. После перекура Никита начал поклёвывать носом, а Захар по узкому распадку поднялся на пологий, поросший чахлыми берёзами склон, вошёл в старый сосняк с редким жёлто-зелёным подлеском и остановился посреди небольшой прогалины. Где-то над головой затарахтел дятел, вслед за ним закуковала кукушка. Захар поискал её глазами, но не нашёл. «Пятнадцать… двадцать…», – по детской привычке зашевелились губы.