Брат скромно пожал плечами и бросил настороженный взгляд на мою брошь и отцовские часы.

Я поднял руки, чтобы обнять его, но вспомнил, что в нашей семье так делать было не принято, и тут же робко убрал их за спину, спрашивая:

– Как ты нашел меня?

– Себастьян связался со мной. Человек странный, но понимающий. Давай присядем.

Он немедля уселся, отдуваясь и промокая выступившую испарину над губами, а я пришел в неконтролируемый ужас, когда подробнее рассмотрел его внешний вид.

– Чего не садишься? – поинтересовался брат, занявший почти половину скамейки. – Стройный вон какой стал! Поместишься.

Мишель запомнился мне выдающимся артистом балета – ловким, элегантным, поджарым и пластичным человеком, а не свиным бурдюком.

Когда мой брат выходил на сцену, весь зал замирал в восхищенном молчании – и я тоже. Сначала публика с восторженным обожанием любовалась стройностью и красотой его длинных ног, выточенным торсом и прямым станом, а после благоговела перед талантом и мастерством, достигнутым колоссальным трудом.

Впрочем, Мишель навсегда запомнил цену баснословного успеха: шрамы от кровавых мозолей, жуткая деформация стоп и множественные проблемы с ногами навсегда остались с ним.

– Что тебе сказали врачи? – поинтересовался брат, чуть ослабляя туго затянутый галстук. – Назначили лечение?

– У меня не было возможности посетить их. Я просил тебя выслать немного денег в последних письмах. Надеюсь, ты забыл, как пользоваться печатной машинкой, и поэтому не отвечал.

Из наболевшей груди вновь вырвался удушливый, гнилой кашель. Я схватился за усиленно колотящееся сердце, почти давясь от хрипящей в горле мокроты. Легкие сильно сдавило, будто их перетянули крепко свитым жгутом, вынудив тело согнуться пополам.

Из-за внезапного приступа мне не удалось расслышать ответ Мишеля, не слишком волнующегося за мое здоровье.

Он спокойно сидел все в той же позе, держась за трость, и с полузакрытыми веками, чуть приподняв подбородок, наблюдал за тем, как его младший брат, сжимая рукой грудь, задыхается от недостатка воздуха.

Сплюнув в сторону, я содрогнулся, увидев в мокроте небольшие кровяные вкрапления.

– Что же тебе не помогли друзья из клуба? – недобро спросил брат. – Зачем просил денег у нас? Ты ведь знал, что мы еле сводим концы с концами в чертовом Бостоне, а родители до сих пор боятся твоей зависимости от азартных игр.

– Высший класс не обязан был мне помогать, а играть я перестал.

На его лице вновь появилась эта раздражающая улыбка, а сам он промолчал.

– Отчего тебе весело? – поинтересовался я, посмотрев на него исподлобья. – Почему ты не сказал мне про несчастье с самогонным аппаратом и про диабет у отца?

– Мне было некогда. Ты перестал присылать деньги, и отец отправил меня на работу.