Глава 39
Как я ни пытаюсь себя взбодрить, настроение упорно колеблется где-то в районе плинтуса. Единственное, на что у меня реально хватает сил, – это на то, чтобы не разреветься прямо в общественном транспорте.
Забираю Даню из детского сада и, стараясь сосредоточиться на его незатейливой болтовне, иду домой. В морозном воздухе уже слышатся первые нотки весны, но, несмотря на это, я понимаю, что до настоящего тепла еще очень далеко. Мартовские метели по своей силе и буйству могут дать фору февральским.
Мы с сыном заходим в квартиру, и, скинув пальто и сапоги, я помогаю ему раздеться. Заботы о малыше здорово отвлекают: ведь он еще совсем маленький, и без меня даже руки помыть не может.
Накладываю Даньке еду и сама пристраиваюсь рядом. Мальчонка поглощает котлеты и картофельное пюре с небывалым аппетитом, а вот мне кусок в горло не лезет. Хотя в последний раз я ела больше пяти часов назад.
Даня причмокивает, размазывая картофель по румяным щекам, а я борюсь с тоской, которая так и норовит вонзить свои безобразные когти мне в сердце. Ну почему мне так больно? Подумаешь, к Вавилову приехала жена. Тоже мне новость!
Я ведь прекрасно знала, что он женат. Но, признаться честно, после его слов о фиктивности брака как-то вдруг снова воспылала надеждой... А оказалось, зря. Юлия, может, и не любит Александра, как я, но отказываться от него точно не собирается. Ведь не просто же так прилетела в Россию. Значит, был повод. Причина.
Сглатываю горький ком разочарования и, вытащив Даню из специального детского стула, отправляю его играть. А сама встаю у раковины и принимаюсь долго и методично намывать посуду. Возможно, кому-то это покажется странным, но домашние хлопоты успокаивают мне нервы. Когда руки заняты, лить слезы не совсем удобно. Невольно отвлекаешься. Переключаешь внимание на что-то другое. Более приземленное и прозаичное.
Именно поэтому весь вечер я провожу в трудах: протираю пыль, глажу выстиранное постельное белье и устраиваю ревизию косметических средств, нещадно выбрасывая все, у чего истек срок годности.
Ближе к девяти купаю Даньку и укладываю его в постель. Наш ежедневный ритуал подготовки ко сну включает обязательное чтение сказки. Сегодня – Муха-Цокотуха. Малыш поудобней устраивается на подушке и демонстрирует готовность слушать. История про лихого-удалого комара, спасшего муху, его впечатляет. Некоторые кусочки текста он даже наизусть помнит.
Когда сказка прочитана, а потяжелевшие веки сына наконец сомкнуты, я осторожно слезаю с кровати и, плотно прикрыв за собой дверь, устремляюсь обратно на кухню. Я вообще-то не любительница пить в одиночестве, но в моем состоянии бокальчик сухого кажется не таким уж плохим решением.
Расположившись в уютном кресле у окна, беру в руки бокал и, сделав небольшой глоток, пускаю скупую слезинку. Полноценную истерику я себе позволить не могу: боюсь разбудить Даню, да и на работу завтра рано. Будет неудобно появляться в офисе с распухшими от рыданий глазами.
А вот так погрустить в тихом одиночестве я вполне могу. Моя осколочная печаль останется только между мной и бокальчиком красного. Об этом больше никто не узнает.
Еще немного отпиваю и вдруг вздрагиваю, чуть не облившись терпким напитком. Неожиданный стук в дверь, испугавший меня чуть ли не до полусмерти, мне не померещился. Кто-то по ту сторону действительно жаждет попасть ко мне в квартиру. Напористый звук повторяется снова и снова.
Спешно откладываю бокал в сторону и несусь в прихожую. Кого принесло на ночь глядя? Я ведь никого не жду…
Припадаю к глазку и… Обалдеваю.
Потому что на лестничной площадке стоит никто иной, как Вавилов.
Сердце кубарем летит в пятки, а дыхание делается прерывистым и частым. Ощущаю себя на грани обморока, потому что происходящее никак не может уложиться у меня в голове. К Вавилову приехала жена, но он здесь… Какого-то черта здесь, под моей дверью! Как это вообще понимать?
Одеревеневшими от шока пальцами прокручиваю замок и несмело открываю дверь. Все боюсь, что Александр окажется злой шуткой моего поплывшего воображения. Но секунду спустя мои опасения окончательно развеиваются: Вавилов и вправду тут. Глядит на меня уставшими глазами.
– Привет, Ангелина, – произносит хрипло и, чуть пошатнувшись, заходит в квартиру.