— Ну да. Что говорит наш доктор?
— Он говорит, что парня пытали.
— Да, но как?
— Накачивали в живот воды, а потом прыгали на него.
Теренс скривил лицо.
— Кто же его пытал?
— Парашютисты (стр. 60).
Пытки водой, пытки электричеством, подвешивание за ноги и другие истязания — вот чем прославили себя французские каратели, устроившие кровавый шабаш в Алжире. Пытки отнюдь не были делом рук лишь отдельных потерявших человеческий облик извергов и садистов. Истязания официально узаконил специальный приказ французского военного командования, изданный в 1957 году под кодовым наименованием «Операция Шампань». Они насаждались в войсках и поощрялись генералами, занимавшими ключевые командные посты. Бывший командир 10-й парашютной дивизии генерал Массю еще в 1957 году с цинизмом заявил в ответ на вопрос корреспондента: «Пытки, пытки — у вас только одно это слово на языке. Но я должен их применять и не стану поступать иначе». Сейчас этот обер-палач, повышенный деголлевским правительством в должности, командует войсками 6-го военного округа во Франции.
Французские каратели применяли в Алжире нс только вооруженное насилие, но и вели войну особого рода — так называемую психологическую войну. Они пытались растлить души людей, внушить патриотам неверие в собственные силы, в правоту борьбы, склонить к сотрудничеству с колонизаторами местное население и тем самым политически изолировать национально-освободительную армию. Французские военные пропагандисты сгоняли население на собрания и митинги, на которых прославляли «цивилизаторскую миссию» Франции, обливали грязью борцов за свободу. Они разбрасывали миллионы клеветнических листовок, призывавших алжирских воинов к капитуляции и переходу на сторону захватчиков. Уничтожая плоды многовекового труда алжирского народа, французские войска одновременно кое-где прокладывали новые дороги и строили мосты, выдавая это за «щедрую заботу» армии о нуждах населения. В составе французских войск в Алжире были сформированы подразделения, ведущие «психологическую войну» — «роты громкоговорителей и листовок», повсеместно созданы так называемые специальные административные секции (CAC) с задачей оказывать повседневное влияние на местное население и бороться против революционного подполья, а во всех звеньях командования образованы руководящие пропагандистские органы — 5-е бюро штабов.
Одного из таких ревностных поборников «новых методов» войны мы видим в романе. Полковник Латур, командующий французскими войсками сектора, предлагает «задушить восстание добром. Половину его людей составляли «командос в белых халатах», как их называли, — врачи, инженеры, агрономы. Они отправлялись в горы, к враждебным племенам, без оружия, с протянутыми в знак дружбы руками. Они приносили в дар еду и одежду, лечили больных, строили дороги и мосты» (стр. 87). Автор романа сумел разглядеть, что в основе «умиротворения», проводимого Латуром, лежал обычный подкуп, что мелкими подачками он стремился предотвратить массовый переход местного населения на сторону Фронта национального освобождения. «Все эти люди — крестьяне и думают желудками», — цинично заявляет этот «умиротворитель». Но все же следует сказать, — и в этом один из недостатков книги, — что в изображении Льюиса Латур выглядит, скорее, как бесплодный мечтатель, чем как расчетливый, утонченный каратель, рьяный проводник политики «кнута и пряника», каким он является в действительности.
И в самом деле, разве не под боком у Латура, который в целях демагогии «наделяет детишек сладостями и раздает взрослым суп», умирают голодной смертью те же самые алжирские дети, брошенные за колючую проволоку «переселенческого центра»? Разве Латур как командующий местными французскими войсками не несет ответственности за варварские бомбардировки мирного алжирского населения? Грохот одной из таких бомбардировок разбудил ночью Лейверса: «Удар, еще удар… Одно или два прямых попадания… Воображение нарисовало мне тела, которые корчились среди горящих развалин. Я вспомнил строчки из нелегально распространявшейся в Эль-Милии антивоенной брошюры с воспоминаниями французского военного врача: «Прошло двенадцать часов, прежде чем подошла пехота и навела порядок. Мы нашли трех израненных детей. Один из них оказался слепым. Собаки уже успели обглодать мертвых» (стр. 92). Разве, наконец, без ведома, если не по приказу того же самого Латура, который едет в горы, чтобы «протянуть руку дружбы» жителям затерянной деревни, была превращена в груды развалин другая алжирская деревня, где пропагандистские усилия карателей не дали должного результата? «Психологическая война» французских колонизаторов в Алжире потерпела такой же полный провал, как и вся грязная война.
С особой разоблачительной силой звучат страницы романа, повествующие о гнусных делах организации местных французских колонистов. Под флагом «французского Алжира» ультра разжигали национальную вражду, организовывали расистские погромы, раздували пламя истребительной войны. Чувство омерзения и гадливости вызывают сами руководители и «активисты» организации. Во главе ее стоит крупный финансист, в прошлом прислужник гитлеровских захватчиков, Жак Блашон, наживший миллионные богатства на колониальном грабеже. Его идеал: «сделать Алжир хорошо управляемым рабовладельческим государством, превратить страну в ферму, построенную на научной основе, где арабам отводится роль скота» (стр. 259). Одним из «активистов» организации был содержатель публичного дома в Эль-Милии Жозеф, преступник с богатым уголовным прошлым. Он был убийцей и сводником, четыре раза сидел в тюрьме, во время войны находился в штрафном батальоне.
Главари организации затевают очередную провокацию. Они намерены убить местного французского фермера вместе с его семьей, а затем приписать это преступление алжирским патриотам. Выполнить задание поручено Жозефу. Жозеф отказывается и за это расплачивается жизнью. Убиты он, его жена, одна из «девушек» дома. Далее действие разыгрывается по заранее составленному сценарию. Ультра объявляют, что «бедняга Жозеф» пал от рук алжирских террористов, что память о нем «взывает к мщению». На похороны Жозефа стягиваются ударные отряды ультра, они врываются в арабскую часть города и устраивают там дикий погром, убивают алжирцев, глумятся над
Какую же позицию занимают местные военные и гражданские власти? Они фактически попустительствуют погромщикам, предоставив им свободу действий. Если для проведения карательных операций против алжирцев всегда находилось нужное количество войск, то против бесчинствующих погромщиков была выставлена жидкая цепочка из солдат и полицейских. Прорваться сквозь нее для поджигателей не составило никакого труда. Французские солдаты, многие из которых «потеряли способность волноваться еще в дельте Красной реки» в Индокитае, безучастно взирают на огромный пожар, бушующий в алжирских кварталах. Впоследствии дело о кровавых событиях в Эль- Милии дружными усилиями властей было замято. Немногие задержанные погромщики оказались на свободе. Словом, как говорят в подобных случаях, «никто ничего не видел, никто ничего не знает».
Так складывалось скрытое или явное единство действий фашистских молодчиков из алжирских колонистов и военщины, огнем и мечом отстаивавшей в Алжире колониальные порядки. События, описанные в романе, предшествовали возникновению в феврале 1961 года «Секретной вооруженной Организации» французских фашистов (ОАС), под пиратскими знаменами которой объединились ультра всех мастей: махровые милитаристы и алжирские богатеи, дезертиры из парашютных войск и Иностранного легиона и уголовники. Генералы-каратели, такие как Салан и Шаль, возглавлявшие ранее войска французских захватчиков в Алжире, вместе с Сюзини, Ортизом и другими представителями местной колониалистской верхушки в апреле 1961 года предприняли попытку установить в Алжире и во Франции военно-фашистскую диктатуру. После провала мятежа они перешли к организации массового террора против алжирцев, доведя кровавую оргию истребления людей до невиданных размеров. И, конечно, не случайно, что от имени ОАС убийством детей и женщин, уничтожением школ и больниц руководили бывшие наставники латуров по части «психологической войны» полковник Лашеруа, в прошлом начальник «Службы психологического воздействия и информации» министерства вооруженных сил, и полковник Гард, начальник 5-го бюро штаба французских войск в Алжире.
Норман Льюис знакомит нас и с теми, кто стоял за спиной французских захватчиков. Это — международные капиталистические монополии, которые, словно стервятники, слетелись в Алжир, привлеченные запахом нефти. Именно в руках монополий находились нити управления алжирской войной, им в конечном счете принадлежало решающее слово в определении французской политики в Алжире.
В марте 1956 года после длительных поисков была обнаружена первая сахарская нефть. Действительность превзошла самые оптимальные прогнозы. Считается, что только одно месторождение, открытое вблизи озера Хасси-Мессауд, содержит около миллиарда тонн высококачественной нефти, которую без переработки можно использовать как дизельное топливо. Общие запасы сахарской нефти оцениваются в астрономических величинах (до 4 миллиардов тонн). В разграбление нефтяных богатств Сахары активно включились французские нефтяные компании, в частности «Компани франсез дю петроль», а также иностранные, главным образом американские, компании. Нефтяные магнаты США получили в концессию огромную территорию площадью в 11 миллионов гектаров. В 1961 году, накануне окончания алжирской войны, из Сахары было выкачано 17 миллионов тонн нефти. Что это значит, легко понять, если учесть, что годовая потребность Франции в нефти составляет около 23 миллионов тонн. Тезис «Сахара — будущее Франции» стал главным козырем сторонников продолжения войны в Алжире.
Вот почему деголлевское правительство, выражающее интересы монополистической буржуазии, до самого последнего момента не желало расставаться с богатствами Сахары. Оно упорно отказывалось признать алжирский суверенитет над Сахарой, вынашивало планы расчленения страны и выделения Сахары в область, находящуюся под французским господством, короче — делало все для того, чтобы не отдать нефтяные богатства их подлинному хозяину — алжирскому народу. По Эвианским соглашениям французские монополии сохранили за собой значительные преимущества: они будут свободно распоряжаться добытой нефтью, оставшейся после покрытия внутренних нужд Алжира, длительное время пользоваться большими льготами при заключении новых конвенций, платить сниженные налоги и т. д.
Вернемся, однако, к роману. Поисками нефти в районе Эль-Милии занимается иностранная, судя по всему американская, фирма «Де Бри эксплорейшн» — филиал международной нефтяной компании «Вестерн петролеум». Во главе ее стоит американский бизнесмен Хартни, ведущий жизнь скучающего бездельника. Почти единственное его занятие состоит в том, чтобы «выращивать орхидеи и пить виски». Но когда дело касается барышей, когда затронуты интересы представляемой им фирмы, Хартни развивает бешеную энергию, потому что верит лишь в одну «золотую сказку нашего времени» — нефть.
Хартни тревожит скрытое сопротивление, которое он встречает со стороны французских колонистов. Местные богачи недовольны тем, что нефтяная компания нарушает привычный уклад жизни, «дезорганизует рынок труда», выплачивая арабским рабочим, хотя и нищенскую, но все же более высокую заработную плату, чем французские колонисты. Конфликт принимает открытую форму, когда, по указанию Блашона, погромщики совершают нападение на лагерь нефтяников. Хартни встревожен. Конечно, его волнует не судьба рабочих-арабов, жизнь которых была поставлена под угрозу. Он боится другого: если налетчикам удастся совершить задуманное и утолить свою «жажду крови» на алжирских рабочих, завербованных нефтяной компанией, то последняя будет не в состоянии продолжать поиски нефти, лишится прибылей. Вот почему после налета на лагерь Хартни немедленно мчится в Париж, где у него есть влиятельные друзья, и возвращается из своей поездки «в весьма бодром расположении духа». В скором времени главаря организации колонистов Блашона убивают при «загадочных обстоятельствах». Причину его гибели понять нетрудно: Блашон мог безнаказанно истреблять алжирцев, но он совершил непоправимую ошибку, подняв руку на интересы могущественной нефтяной международной компании. Исход этого столкновения интересов местной французской буржуазии и нефтяных королей и не мог быть иным. «Какой бы он (Блашон. —