Я допил чай.
— Я вот спросить хотел: а вы, часом, не думаете ли, что вдруг Дженнифер… ну… перешла туда, в «скрытый мир»?
— Это возможно, но зависит, хм, от ряда вещей, — ответил Баарс, глянув тревожно.
— Вещей? Каких же? — спросил я, понимая: мистер профессор говорит явно не про мой любимый сорт подгузников.
— Прежде всего от того, жива она или нет.
Спасибо за объяснение — я теперь уверился окончательно: «системщики» — полные и законченные психи, еще полнее, чем показалось сперва. Хотя кто не псих? Как поведал мне милый Артур, все набиты дерьмом под завязку. За единственным исключением в виде меня, конечно.
Посчитав, что с безумными догматами соскочившей с катушек «Системы» все разъяснено и исчерпано, я принялся за события той ночи, когда исчезла Дженнифер. Баарс объявил: он-де заподозрил неладное, как только Стиви рассказал про звонок Энсона.
— Я никогда их вылазок не одобрял. Понятно, потанцевать хочется. Я не против. Она молода, очень молода. Но почему ей вздумалось ходить пешком? Не пойму. Я постоянно твердил им: небезопасно это.
Теперь убежденность, властность исчезли из его голоса. Заторопился профессор — проскочим неприятное побыстрее. Хоть и абсолютный хозяин здесь, он не может пожать плечами и на все наплевать, как я. Вся ответственность на нем. Власть порождает права и обязанности, а обязанность власти — к неудовольствию многих и многих тиранов — быть ответственной.
Небезопасно… Не забавно ли? Ведь все вокруг: мертвые заводы, похищения, насилия — лишь иллюзии. Как может всемогущий Ксенофонт Баарс бояться иллюзий?
Может, потому Дженнифер и не послушалась. Пусть и отдавшись во власть Баарсу, она злилась и упрямилась. Заставить его поволноваться — чем не способ сравнять счет?
А может, Баарсу надоело терпеть ее упрямство?
Когда я спросил, имела ли она связь с кем-либо из обитателей Усадьбы, он ответил без колебаний: «Да. Дженнифер была моей любовницей».
Слишком скорый ответ, чересчур краткий. И вполне ожидаемый. Возможно, тревожили профессора вовсе не пешие прогулки, а сами танцы? Глава секты — одно дело. Но ревнивый глава секты… В моей профессии быстро узнаешь: амбиции и жажда власти — первейший и сильнейший мотив ко всяческой гнуси.
— А, очередная влюбленность студентки в профессора!
— Нет!
Ого, впервые удалось его пронять — не удивительно ли, ведь я уже столько раз откровенно хамил.
— Я уверен: по крайней мере, этот слой моей личности влюблен в нее… Да, влюблен.
«Этот слой моей личности»?
Ну, бля!