– Я, князь, хорошо и в снегу вижу.

Кто б сомневался… Однако что-то тут и вправду не так. Действительно, безлюдье какое-то: детишки с горки не катаются, не кричат, бабы готские у проруби не судачат, мужиков тоже не видно. Ну, мужики – те и на охоте могли быть, а вот бабы, детишки – где? И ворота…

Ехавший впереди гунн, оглянувшись на свою госпожу, спешился и потянул тяжелую створку. Та со скрипом открылась… Да-а, на засовец-то ворота не заложили. Почему? Лень было? Или тут что-то другое, гораздо более худшее?

Все в поселке словно бы вымерло – ни единой живой уши, даже собаки – и те не лаяли.

– Человек! – склонившись над небольшим сугробцем, воскликнул идущий впереди гунн.

Князь подошел ближе: труп! Замерзший, скрюченный… Похоже, он вышел из дому – во-он, распахнута дверь – да так и упал без сил.

– Проверим дом, князь?

– Проверим все дома, – Радомир махнул рукой. – Только не вздумайте трогать мертвых, даже близко к ним не подходите… если они там есть.

Они там были! Полусгнившие замерзшие трупы… целыми домами, лежали в проходах меж нарами, согнувшись, приткнулись по углам, а какая-то старая женщина лежала прямо поперек очага. Видать, готовила какое-то варево.

Нет, поселок вовсе не был безлюдным, каким показался издали. Это было селение мертвецов, город умерших.

– В том доме то же самое, князь! – подбежав, доложил кто-то из близнецов. – Одни мертвяки.

– И там – они же. Лежат… мертвее мертвого.

Все ж таки, как хорошо, что сейчас стояла зима. Можно было представить, сколь тошнотворный запах царил бы здесь летом. Да летом и микробы летали бы… наверное, если они умеют летать, что, конечно, вряд ли, но тем не менее. Да-а… хорошо, что зима.

Радомир повернул голову:

– Что, совсем никого в живых нет?

– Похоже, совсем никого, княже.

– Жа-аль…

Князь сплюнул под ноги, переступил через валявшийся у порога труп и вдруг услыхал какой-то резкий звук:

– Бам-м!

И вот – снова: