Это был невысокий и худой мужчина с темным, словно обожженным лицом. Я бы дала ему лет сорок. Он был одет в джинсы и просторную рубаху. Его светлые волосы доходили до плеч. В руках он держал электронную сигарету.

– До чего интересно! – воскликнул он. – Я так люблю тайны! Степан, – и он протянул Коле руку.

Затем принялся освобождать для нас место на диванчике, покрытом коровьей шкурой. Для этого ему пришлось убрать стопку старых газет, три мексиканских пледа, тайскую подушку, расшитую зеркалами, и живую, вялую, ко всему привыкшую кошку.

– Присаживайтесь. Я сейчас чайку заварю. У меня лучший в Москве чай.

Я посмотрела на фотографии, висящие над диванчиком, и поняла, что он еще и альпинист. На десятках снимков он был в горном снаряжении.

Коля сел и начал крутить головой, оглядываясь.

Из приоткрытой форточки пахло талым снегом, илом и бензином. Раздавался детский смех. Подоконники двух окон были тоже завалены всякой всячиной – стопками журналов, квитанциями, пустыми коробками, подушками, рулонами тканей.

– Вот и чаек! – сказал Степан.

На дощатый стол он поставил узбекский чайник, пиалы, а также большое блюдо с сухофруктами, гранатами и орехами.

– Надо же, – произнесла я, когда он сел за стол напротив нас и начал разливать чай. – Все те полгода, что я занимаюсь этим делом, я постоянно натыкалась на ваши следы в «Белухе». И теперь так забавно видеть вас вживую…

– Прошло десять лет, – заметил он. – Я изменился.

– Наверное. Все говорили: студент, москвич, турист… Я почему-то думала, что вы будущий инженер или физик. А вы художник.

– Да.

– У художников хорошая память, – сказал Коля.

– Точно.

– Как вы попали на территорию «Белухи»?

– Я шел к Мажою, решил сократить дорогу и сбился с пути. Оказалось, это забавное местечко, я решил задержаться.

– Почему забавное?

– Знаете, – он помолчал немного, подбирая слова. – Оно было похоже на обрывки чужого сна… Учение Константинова потерпело фиаско, но осколки его сумасшествия еще сидели в этих людях. Все было окрашено в какие-то удивительные цвета. Что-то печальное, отчаянное и в то же время очень свободное… Вообще, не мной замечено: сумасшествие притягивает. Я подумал: когда еще мне придется увидеть такое странное место? Здесь двадцать лет десятки людей на полном серьезе ждали, когда их заберут инопланетяне. Это был протест против нашей Земли. Несовершенной и несправедливой Земли. Вы понимаете?

– Не очень, – признался Коля. – В любой психушке – то же самое.