— Что там у тебя случилось? — спросил Дмитриев.

— Перезвоню! — пообещал Паша и повесил трубку.

В лифте оказалось прохладно и очень светло. Прямо перед Пашей было зеркало. Желтый квадратик скользил по узкому световому табло над дверью, лифт двигался вниз. На цифре «один» квадратик замер, но лифт не остановился. Валентина переключила что-то на щитке, и кабина пошла дальше.

— Куда мы? — спросил Паша.

— В морг! — сухо отозвалась она.

— Зачем нам в морг?

Но Валентина не стала ничего отвечать. Они вышли из лифта и, пригибаясь, иначе под трубами не пройти, быстрым шагом углубились в подвальные помещения. Здесь если и были какие-то кондиционеры, то они явно не справлялись, насыщенный гулом и паром воздух показался Паше тяжелым. Валентина остановилась, нажала на ручку двери, металлические створки распахнулись, и они оказались на пороге большого низкого зала. Алюминиевые эмалированные дверцы, гудение. Холодок, идущий от белого кафельного пола, неприятный специфический запах, от которого с непривычки у Паши слегка ослабли ноги.

— Может быть, вы все-таки объясните мне?..

— Сюда! — сказала Валентина. — Пойдем…

В кафельной стене оказалась еще одна металлическая дверь, они вошли в небольшой хорошо освещенный бокс. Паша даже присвистнул от неожиданности. Посредине бокса стоял металлический стол, на котором лежал человек. Белый халат на мертвеце мог принадлежать любому санитару или врачу, а лицо было так изуродовано, что сам черт не разберет. Не сразу, не в первую секунду Паша обо всем догадался. Только разглядев под халатом дорогой костюм, свесившийся вниз с железного края стола пропитанный кровью галстук, неприятно повернутую ногу в начищенном ботинке, он понял, что перед ним на столе лежит Александр Алексеевич Тимофеев, генеральный директор и главный врач МОЦ.

Второй мертвец сидел на полу возле стола. Он все еще протягивал руку, пытаясь дотянуться до свисающего галстука, но растопыренные пальцы все-таки не касались его. Лицо сидящего, в отличие от лица Тимофеева, не было изуродовано. Смерть, похоже, наступила от прямого удара в сердце, но лицо это, сильно поросшее щетиной с вылезающими из-под темной губы желтыми крупными зубами, было журналисту незнакомо.

На мертвом поверх синего рабочего халата был повязан желтый кожаный фартук, какие надевают мясники для работы, и немного ниже левой лямки из фартука торчала металлическая рукоятка большого скальпеля, загнанного в грудь.

В помещении были еще два высоких табурета на колесиках. На одном из них сидела медсестра, которую Паша видел ночью. Он опознал ее по золотым треугольничкам в ушах. Алевтина сидела совершенно неподвижно и смотрела на вошедших. На ее белом халатике отчетливо проступали пятна крови. Халат был порван, на левой ноге женщины не хватало туфли.

— Вы позвонили в милицию? — спросила она и посмотрела почему-то на Пашу.

— Пока нет!

Валентина с трудом удерживала себя, она засунула руки глубоко в карманы, и по шевелению ткани можно было понять, как внутри карманов сжимаются и разжимаются ее кулаки.

— Почему?

— Сначала ты нам все расскажешь, — сказала Валентина. — А потом будет тебе и милиция, и все, что хочешь…

— Что я должна рассказать?

— Все! — В голосе Валентины Паша уловил странную настойчивость. — Все в деталях, подробно. Как ты оказалась здесь. — Валентина будто хотела подсказать заранее отрепетированный ответ. — Ты пришла сюда вместе с Александром Алексеевичем?