Я взглянул еще раз на фотографии, и похоже, Седой рассказывал чистую правду. Ведь с фотографий на меня смотрела моя точная копия, но я почему-то все равно ничего не мог вспомнить.

— Слушай, Седой, а брата у меня случаем не было?

— Это близнеца что ли? Нет, не было, ни близнеца, никакого другого. И хорошо, кстати, что ты теперь Пианист, Лешему не дали бы досюда дойти. Это прозвище теперь тоже запрещено.

— Но почему же я ничего не могу вспомнить? Даже сейчас, глядя на свои снимки.

— Тут я тебе не знаю, чем помочь. Я не врач и в амнезиях не смыслю совсем ничего.

— И что же мне теперь делать? Ты, получается, мой самый близкий человек здесь. Посоветуй что-нибудь.

— Ну, во-первых, мы с тобой забываем прозвище Леший, теперь ты Пианист, им и оставайся. Во-вторых, лично я бы тебе советовал идти на Большую землю и пытаться начать жизнь заново, это был бы лучший вариант. У меня, кстати, налажены поставки с земли. Могу легко тебя переправить на ту сторону. С конвоем, в полной безопасности доберешься до ближайшего города за два дня. Денег на первое время я тебе дам. Ну, а в крайнем случае, можешь остаться здесь, со мной и Джеком. Будешь присматривать за постояльцами, назначать дежурства. Как тебе?

— С первым вариантом я согласен, я теперь Пианист. Фотки, если ты не против, я оставлю себе, вдруг что-нибудь да вспомню.

— Оставляй, буду рад, если они тебе помогут. — Седой лишь рукой махнул.

— А что касается всего остального, то с этим, как говорится, надо переспать. Слишком много всего я узнал за эту ночь.

— Вот насчет «поспать» я с тобой согласен. На улице уже светло, сейчас все местные в поля за хабаром пойдут, а к вечеру вернутся голодные, трезвые и с товаром. Поэтому надо успеть отдохнуть, хоть несколько часов. Ключ от комнаты отдыха возьмешь у Джека, а вечером поможешь мне на кухне.

— А если меня кто узнает?

— Это вряд ли, друг мой, все, кто тебя знал, погибли. Тебя может узнать лишь один человек, Михалыч, глава Патриота, но патриоты сюда не сунутся. Одолеть мы их, конечно, не одолеем, но здоровье потрепать им точно сможем, а потом бандиты или Анархия их с удовольствием добьют. Патриоты это понимает, потому до сих пор к нам не совались и вряд ли надумают. Ну, а если вдруг тебя кто-то Лешим назовет, так говори, что обознались, мы с Джеком подтвердим.

— Вот, кстати, тут я кое-что скопил, пока сюда шел, — я ногой пододвинул свой рюкзак ближе к Седому. — Считай это подарком тебе за гостеприимство и еду.

Седой открыл рюкзак и удивленно в него уставился.

— Не буду спрашивать, где ты взял такое богатство. Сам, если надумаешь, потом расскажешь, но скопил ты неплохо. Я уж думал, ты меня своим аппетитом в минуса загонишь, — Седой рассмеялся, но быстро успокоился, — а тут такое количество патронов, что я тебе еще и должен остался. Ладно, на этом все, иди спать. Завтра еще поболтаем.

***

После разговора с Седым я еще долго не мог уснуть. Слишком уж много новой информации поступило для размышлений. Да, я узнал, кто я такой, но в моей голове все равно чувствуется пустота. Знать о том, кто ты и помнить об этом — абсолютно разные вещи. Также мне не давала покоя мысль о том, что если уж все местные считают, что в расширении Зоны якобы виноват Леший, значит, и власти всех соседствующих с Зоной стран должны были эту теорию проработать. И уж у них-то точно хватило бы сил и средств узнать, кто такой Леший и кем он был до Зоны. Подняли бы все архивы и нашли бы мое фото, хоть с того же паспорта. Но тогда я должен был лежать в больнице не один, а в окружении десятка вооруженных бойцов, и, как минимум, пристегнутый к койке наручниками. Почему же они так халатно отнеслись к охране особо опасного преступника, врага народа номер один?

Получается, мне снова нужно встретиться с Сергеем. Пусть он по своей базе данных пробьет все на Лешего и узнает, почему за мной не было должного наблюдения. Может, власти убеждены, что не человек был виной того катаклизма? В любом случае, у полиции должно быть на меня какое-нибудь досье, и я хочу его увидеть…

***