Дело сделано, я зашит, смазан, дезинфицирован, на носу, где чиркнула пуля, — новый чистый пластырь. Пластыри на бедре и ноге. Рассуждая про себя, что сегодня какой — то чумной день, поцеловал кокетливых сестричек и пошел к ожидавшему меня неподалеку бронетранспортеру.

Около медсанбатовской палатки остановился. Кто — то за тонкой брезентовой стенкой пел под гитару хриплым, как у Высоцкого голосом:

— Комбат в крови, кричал "Вперед!"

— Сержант кричал "Давай Огня!"

— И я давал: мой пулемет

— Всю душу вытряс из меня…….

Я вспомнил, как два месяца назад мы сопровождали колонну с топливом из Кабула в Гардез и напоролись на духовскую засаду. Отстреливались отчаянно. Тогда положение во многом спас опять Тиханцов. Мы с солдатами роты вели огонь, спрятавшись за мощным глинобитным духаном. А неподалеку, найдя удобную нишу в расщелине между камней, расположился с ротным пулеметом Тиханцов. Я видел, как он ведет огонь из пулемета, и видел его трясущиеся, как в падучей от выстрелов плечи. Еще подумалось, что несколько месяцев подобных упражнений и какая — нибудь вибрационная болезнь человеку обеспечена. Профессия у солдата вредная. По моему ходатайству Тиханцов был представлен к ордену, но получить награду ему уже не суждено. В СА награждают медленно, и смерть часто обгоняла награды.

Валерка Торопцев дожидался меня в душной палатке. Он тоже был кое — где зашитый. Хоть и командир, но там — в Афгане — он все равно Валерка. Он сообщил, что есть сведения, будто мои самовольщики, случайно набрели на хорошо организованный отряд духов, который по планам должен был ночью внезапно напасть и уничтожить вертолетную эскадрилью. Эта случайность помогла избежать серьезных потерь. И нас, вроде, хотят представить, к наградам.

— Только это между нами — сказал он мне — все неоднозначно, и толком я ничего не знаю. Пользуюсь слухами от знакомца — майора из штаба Армии.

Мы с ним пили водку. Торопцев грустно сообщил, что Леха Климов, не долетев до госпиталя, умер в вертолете.

— Представляешь, Иван, у него и рана, на первый взгляд, была пустяковая. Но пуля задела сонную артерию. Не довезли! — горестно сказал Валерий. — А, под каской у Тиханцова пол черепа было снесено. Просто удивительно, как с такой раной человек жил целых пол минуты?

— Не пожелал бы я никому этих тридцати секунд жизни, — ответил я, вспоминая, как сержант молил добить его. Скольких друзей уже выкосил печальный афганский пейзаж за время этой "командировки"?

Торопцев, как и обещал, позвонил дежурному — старлею Сафронову и пригласил в палатку, чтобы налить ему честно заработанные сто граммов. Сафронов как раз сдал дежурство и пришел злой, как черт и сказал, что получил втык из штаба бригады.

— За что это тебя так? — шутливо спросил Торопцев.

— За то, что шум поднял, когда понял, что вас спасать надо. Связался по рации с дежурным армейцев майором Смирновым, чтобы вертушки прислали. А пока те соображали, поднял первую роту и на машинах отправил к вам.

— В чем же заключается шум?

— Накануне пришел приказ о радиомолчании. Ну, а я, как вы понимаете, его нарушил. Вот и получил.

Валерка выругался.

— Если бы ты выполнил приказ и не связался с летунами, то возможно бы и не сидели мы сейчас здесь?

— Возможно, — ответил Сафронов. — Но вообще — то шум поднял особист, который утром приезжал к тебе в роту — сказал Сафронов, обращаясь ко мне.