Попутно агент Торн спрашивает дозволения, могут ли ее бойцы ненадолго обустроиться на нашей ферме и привести себя в порядок, все же несколько дней «в поле» под масксеткой, пока нас прикрывали, а до того еще почти неделя в пути без заезда в населенные пункты «для конспирации», кое у кого грязь уже отслаивается пластами. Пить-есть с собой было, а вот помыться и простирнуть одежду не помешало бы. Сколько угодно, отвечаю я, баню-ванну предложить не могу, зато душевая кабинка в полном вашем распоряжении.

– Ферма, правда, по документам уже принадлежит сеньору Антонио, но он возражать не станет, – усмехаюсь я.

Устраиваю для Ингольва сидение в салоне «вольвы», потом с помощью все того же Бенни помогаю ему переместиться туда и сменить одежду, от прежней целыми остались только ботинки, ремень, шейный платок и шляпа. Заодно подбираю наше оружие, «галил» оставляю гренландцу, а карабин задумчиво взвешиваю в руке. Взглядом нахожу агентессу Торн, дожидаюсь, пока она закончит раздавать очередные цэу, подхожу и вручаю ей этот кардинально кастомизированный «симонов».

– А это презент от меня, Карина. За своевременность.

Усмехнувшись, осматривает оружие, прищелкнув языком – ага, клуб «очумелые ручки», сам знаю, но в деле агрегат проверен, пока не подводил.

– Спасибо за сувенир. Но… это ведь ваш карабин?

– Был мой, теперь будет ваш.

– А запасной есть?

– Пока у Ингольва возьму, он сейчас не боец, а там куплю новый.

– Хотите, гляньте в трофеях. Все равно продавать будем, а со своих я лишнего не беру.

Мысль. Спасибо.

Трофейный арсенал испанцев, аккуратно разложенный на плащ-палатке, в основном заточен то ли под городские разборки, то ли под зачистку помещений. Пистолеты их – «глоки», «беретты», пара «чезеток» – меня не интересуют, но там и с более серьезными стволами слабовато, разве что бойцы Карины успели что-то прибрать в личное пользование. В наличии пара «ингремов», хеклеровский «эм-пэ-пять» с выдвижным прикладом, «микро-узи» и самозарядный дробовик «бенелли эм-два». А нормальных «длинных» стволов всего три: два юговских «калаша» – один с деревянным прикладом, второй с упором аки АКМС и ствольной насадкой под «тромблоны», – да укороченный «фал» в сильно потертом обвесе зеленоватого пластика. Поднимаю бельгийскую винтовку, смотрю повнимательнее – э, нет, не бельгиец это у нас, а австрийский «штурмгевер-пятьдесят восемь», его лицензионный клон, впрочем, один хрен; ну и складной приклад не из алюминиевых трубок, а из пластика. Сняв крышку ствольной коробки и бегло осмотрев внутренности, вижу, что железо ухоженное и даже не слишком пользованное, а что много таскали на природу, судя по потертости обвеса, так хуже стрелять он из-за этого не стал. В общем, пять сотен экю на бочку – и австробельгиец, пара сдвоенных подсумков с четырьмя магазинами, а заодно и сотня патронов «в нагрузку» переходят в мое полное владение. Как говорится, это я удачно зашел.

Перевешиваю подсумки к себе на РПС. Один из бойцов, некрупный и с раскрашенной маскировочными пятнами мордой, вдруг хлопает меня по плечу.

– Эй, не узнаешь?

– Нет, – честно говорю я, – может, когда краску смоешь…

– Лассе-Лебедь.

Моргаю. Имя знакомое, капрал Лассе Свантессон, позывной «Лебедь», как раз из тех сотрудников Патрульной службы, с которыми мы с Сарой в том году ездили в командировку… и по одной из специальностей товарищ как раз был снайпером, ну или «эс-ди-эм», в досье к нему я не заглядывал.

– Помню, конечно, – жму лапу. – Это ты снайпером отработал?

– Ага. Я и Энди, но его ты не знаешь.

– Неважно. Пиво с меня, или что хотите. Спасибо, ребята.