Девица Клод
«…Вскоре пламя добралось до нее и спалило ее платье; потом огонь стал лизать ее сзади, и все присутствующие увидели ее совершенно нагую. Когда же люди вдосталь насмотрелись на то, как она умирает, привязанная к столбу, палач прибавил огня; пламя, точно неистовый зверь, набросилось на ее бренную плоть и поглотило целиком, не оставив от нее ничего, кроме кучки пепла».
Так в 1431 году газета «Парижский обыватель» описала последние минуты жизни Жанны д, Арк, прозванной «Орлеанскою девой»… описала и бурную радость толпы по поводу сожжения ведьмы. Но всего пять лет спустя такая же толпа также бурно радовалась чудесному возвращению Девы Жанны.
«В оном году 1436-м, мая двадцатого дня, явилась Дева Жанна, прозванная Орлеанскою. Оба брата ее — массир Пьер и оруженосец по прозвищу Жан Маленький — знали, что она была сожжена, но, представ перед нею, они тотчас узнали ее.»
Бывшие сподвижники Жанны отправились в Мец, чтобы изобличить самозванку. Но, оказавшись лицом к лицу с той, которая называла себя Французскою Девой, они падали перед нею ниц и, обливаясь слезами, целовали ей руки. Ей дали коня, которого она, как говорится в хронике, «лихо оседлала», меч и мужское платье. В этом платье она отправилась ко двору могущественной герцогини Люксембургской, та приняла ее и признала. Признали ее также граф Варненбургский и все рыцари Рейнланда. И в реестровых отчетах Орлеанской крепости от 1436 года читаем, как доблестный герольд Флер де Ли получил 9 августа два золотых реала за то, что доставил в город несколько писем от Девы Жанны. А она продолжала свое победоносное возвращение! Она посетила Орлеан, город ее прежнего триумфа. Там ее знали, как нигде! И снова — признание: пышная встреча, рукоплескание толпы. Неделей позже в Пуату она была принята своим прежним сподвижником, знаменитым маршалом Франции Жилем де Ре, и он тоже признал ее!
Только король Карл Седьмой пока хранил молчание. Такова легенда.
Что же, однако, дальше? В чем великий промысел возвращения Девы Жанны? Как бы ни менялись обстоятельства, от себя — Жанны де Арк, Французской девы — не уйдешь! Что ей делать со всем тем, что внутри нее, со своим отчаянным сердцем и мятущимся духом?! Да, конечно же, заявив во всеуслышанье о своем спасении и подтвердив свой статус, продолжить свой ратный путь!
А что делает девушка, назвавшая себя Девой Жанной? А девушка просто выходит замуж. Она становится графиней Армуазской и рожает своему мужу двоих сыновей. Этого факта может быть недостаточно историкам и любителям версий, но его вполне хватило французскому народу. Легенда о возвращении Жанны прожила всего 4 года. Уже в августе 1440-го газета «Французский обыватель» описывает, как некая девица Клод, в замужестве графиня Армуазская, во всеуслышание призналась, что выдала себя за Французскую Деву, обманным путем вышла замуж за благородного рыцаря, родила детей, что глубоко раскаивается и молит о прощении. На суде всплыли и подробности «ратного пути» девицы Клод: она бежала из своей деревни после того, как убила свою мать и покалечила отца; скрываясь, переоделась в мужское платье, приняла участие в боях в Италии и даже убила двух неприятелей. Все эти бурные события, видимо, вскружили голову девушке Клод! Да и ратные доспехи оказались ей, очевидно, к лицу.
Лже-Жанну судили; она провела в разных тюрьмах семнадцать лет. Потом король ее помиловал: об этом свидетельствует документ от 1457 года.
Есть свидетельства, что позже появлялись и еще лже-Жанны; за ними потянется сквозь века бесконечная цепь — лже-Уорвики, лже-Дмитрии, лже-Людовики.
Все они — самозванцы, отрыжки великих потрясений.
CОВЕТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ — ПОСТСОВЕТСКОМУ ОБЩЕСТВУ
Философия России второй половины XX века
Так называется серия, в которой издательство «РОССПЭН» выпустило три и планирует 24 сборника. Поскольку среди представленных и планируемых философов практически нет тех, кто главные свои работы создал в последнее десятилетие прошлого века, резоннее было бы назвать серию «Философия СССР». Но ее составители и издатели уклонились от такой прямой атрибутации, что само по себе интересно. Интересно и отсутствие предлога «в»: не философия в России второй половины ХХ века, а философия России, то есть, иначе говоря, российская философия. Ни об одной естественной науке так сказать невозможно. Представьте себе: немецкая физика (пусть даже 30-х—40-х годов прошлого века), французская математика, американская химия. Естественная наука может быть только «всехней», мировой, или не быть вовсе. Трофим Лысенко пытался создать советскую биологию; результат известен — стыда не оберешься. Правда, говорят: итальянский физик, французский математик, русский химик. И когда пишут биографии великих ученых, обязательно подробно описывают национально-культурный контекст, в котором они росли, формировались, работали.
Но сама система науки, в которую они вписали свою страницу, строчку или формулу, одна на всех и никакой национальности не имеет.
Кажется, с общественными и гуманитарными науками дела обстоят иначе: у меня на полке стоят книги «Американская социология», «Американская психология», и это не вызывает такого отторжения, какое вызвал бы сборник «Американская математика». Правда, эти сборники вышли в поздние советские времена, когда указание на национальную принадлежность поощрялось не только по отношению к науке.
Тем не менее и тогда серьезные ученые предпочитали другие формулировки: французская историческая научная школа, сформировавшаяся вокруг журнала «Анналы», оказала колоссальное влияние на мировую историческую науку (ее существование не подвергалось сомнению). В эту научную школу все-таки входили далеко не все историки Франции, зато было много участников, сторонников, последователей во множестве других стран.
Возможно, все эти лингвистические игры не так уж важны, если бы речь не шла именно о России второй половины ХХ века, иначе говоря, об СССР, идеократическом государстве, считавшем философию своим идеологическим оружием.
С одной стороны, марксистско-ленинская философия (как и социология, политэкономия, история) официально считалась наивысшим этапом развития мировой науки и потому должна была сохранять атрибуты научности. Первым из них полагали полное соответствие марксистско-ленинскому учению в последней его интерпретации идеологов КПСС. Но вторым, третьим и так далее — хотя бы внешнее соответствие процедур исследования и построения концепций стандартам мировой науки. Иначе советские ученые — обществоведы и гуманитарии — не могли бы участвовать в международных симпозиумах, на которых обязаны были производить глубокое, неизгладимое впечатление на мировую прогрессивную общественность.