– У ее мужа, – ответил Вильяверде. – Все вещи покойной забрал Тео Трэкстон.

Знаю, глупо было идти прямо из полиции туда, где умерла моя сестра. Прошло уже больше недели. Что я могла там найти? Но мне хотелось своими глазами увидеть это место.

Знакомое всему миру по многочисленным фото здание ООН с разноцветьем флагов всех стран, реющих перед ним на флагштоках, находится севернее того места. Прямо напротив – Секретариат Объединенных Наций: небоскреб огромной зеркальной костяшкой домино возвышается над плоским берегом Ист-Ривер. Каро упала возле Парка Ральфа Банча – крохотного зеленого оазиса, названного в честь первого афроамериканца, лауреата Нобелевской премии мира. Извилистая Стена Исайи справа немного не доходит до спиральной лестницы, ведущей наверх. На стене выбит стих из Библии: «Перекуют мечи свои на орала и копья свои на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать»[8].

Мне, конечно, близка и понятна антивоенная направленность этой цитаты, но тогда я готова была поднять меч за свою сестру. Копы, по-видимому, не собирались меня слушать. «Заставь его ответить за мою смерть, чего бы это тебе ни стоило», – написала Каро, имея в виду своего мужа. Но я пока не видела, как это сделать. Непонятно было даже, причастен ли Тео к ее смерти. Что же заставило сестру написать мне такое паническое письмо на рассвете, незадолго до гибели?

Я хотела пойти домой и еще раз просмотреть ту карту памяти, которую получила от Каро. Наверняка там есть что-то такое, чего я не заметила. Но ровно в девять утра зазвонил телефон, напоминая, что пора на работу. В день, когда умерла Каро, я взяла выходной за свой счет, и в день похорон тоже. Больше терять деньги я не могла. Я работала в компании «Снапп», обслуживающей тех жителей Нью-Йорка, которые так заняты, что им даже туалетной бумаги себе купить некогда, а потому перепоручают шопинг и другие дела по дому посредникам. Конечно, таких посредников в городе миллион, но «Снапп» отличается от других тем, что его работники не только привозят покупки, но еще и раскладывают их по местам. Вот этим я и занималась. На жаргоне «Снаппа» я была куратором. Напыщенное наименование для того, кто весь день вскрывает упаковки с мылом и зубной пастой, извлекает из них содержимое и, предварительно протерев, расставляет и раскладывает по полочкам в олимпийских размеров ванных комнатах, ароматизированных свечами, которые стоят больше, чем я трачу на еду в неделю. Для большинства моих клиентов я что-то вроде дружелюбного привидения: они никогда меня не видят, а мне только того и надо. Девиз нашей фирмы в ватсапе: «"Снапп", и все готово». Обычно я общалась с клиентами через электронную почту или СМС-сообщения. Многие на них даже не отвечали.

Эсэмэска прилетела от моего босса, Джен Ксера, – сердитого типа с вечно засаленными волосами и такими короткими ручками, что его, естественно, прозвали Ти-Рексом. Он ненавидел всех своих подчиненных, и его чувство было взаимным. Эсэмэска гласила: «ЧЗХ, Д? Какого хрена ты делаешь в Тюдор-Сити?»

Я оскалилась. Самым большим минусом моей работы в «Снаппе» было то, что начальники вечно шпионили за моими передвижениями. «Ходила в полицию, насчет сестры», – написала я.

Ответ Ти-Рекса прилетел мгновенно: «Ты вчера брала выходной на похороны».

Я почувствовала, как кровь прилила у меня к щекам.

«Полиция начала расследование ее смерти, – настрочила я. – Дело серьезное. Я уже еду на работу».

Я писала, а сама двигалась на север. До квартиры в Саттон-Плейс, где я должна была быть, оставалось всего с полмили.

«Безответственность грозит последствиями», – написал Ти-Рекс в ответ.

Скрытая в его словах угроза заставила меня сжать кулаки. Вот ведь мразь, знает, как достать меня посильнее…

В «Снаппе» я начинала в должности марафонца – это человек, который доставляет тяжеленные сумки с покупками от магазина до дома клиента, – но во время пандемии меня повысили: клиенты пускали в свои квартиры только сотрудников с подтвержденным наличием антител. Я переболела одной из первых, потом регулярно сдавала тесты, результаты которых действовали на людей настолько успокаивающе, что компания даже повысила цену на мои услуги. Стоит ли говорить, что, даже когда большинство привились, расценки не упали. Вообще работа была странная: я, минималистка по жизни, которая терпеть не могла лишнего барахла, расставляла продукты на кухнях клиентов, держащих не меньше десятка сортов одной лишь поваренной соли.

Моей первой клиенткой в тот день была одна пожилая леди, которая мне нравилась, хотя я никогда в жизни в глаза ее не видела. Она всегда оставляла мне хорошие чаевые, а большая часть покупок, которые я у нее раскладывала, предназначалась не ей самой, а трем ее шнауцерам, и это ужасно меня подкупало. Поработав два часа у нее, я прошла шесть кварталов до другой квартиры: там жили трое детей, и, судя по хаосу, который царил в доме, они были настоящими разрушителями – куда там до них собакам… Сумки с покупками, которые доставил марафонец, уже ждали меня у привратника. Покончив с ними, я съела протеиновый батончик и проверила почту. От таинственного Х ничего не было, и я отправила ему еще одно письмо. Зато Джуд прислала милую записку: «Как ты? Просто хочу убедиться, что все в порядке. Обнимаю».

Я слегка поморщилась. Обнимашки, даже виртуальные, всегда меня смущали.

Все это я проделывала на ходу. Моя работа была расписана по часам, и перерывы в плане не стояли.

До середины дня все шло нормально. Правда, моя работа всегда казалась мне довольно бессмысленной, и это отупляло, но, с другой стороны, ее монотонность позволяла мне оставаться наедине со своими мыслями. И с людьми почти не надо было общаться, что меня как раз устраивало. Но, увидев адрес моего следующего клиента – Бикман-стрит, в трех кварталах к центру от Сити-Холл-Парк, – я написала Ти-Рексу:

«Я туда не пойду», – коротко и прямо.

И получила такой же прямой ответ: «Пойдешь. Считай, что это твое наказание».