Я глотнул пива, чтобы не поддаться соблазну и не плеснуть из стакана Стефану в лицо. Этот негодяй умел находить по-настоящему обидные слова.
Наступило тягостное молчание. По моему сердцу словно прошлись рашпилем.
— Итак? — тихо произнес Стефан.
— Я думаю, что смогу частично возвратить долг в конце месяца.
— Что вы называете «частично»?
— Я должен получить задаток за ту стройку, о которой вам говорил. Один миллион вас удовлетворил бы?
Стефан не торопился с ответом, чтобы как следует помучить меня. Владея ситуацией, он, как никто, умел извлечь из этого выгоду.
— Осталось бы семь миллионов шестьсот тысяч франков, Бернар… И по-прежнему шли бы проценты. Да что я говорю — они бы бежали! Когда берут в долг, о процентах не думают. А между тем они чудовищны! Представьте, из этих восьми миллионов около двух составляют проценты… Еще бы, вот уже четыре года, как вы впервые взяли у меня взаймы…
Подавив второй зевок, столь же притворный, сколь и первый, Стефан добавил:
— … поскольку уже четыре года, как мы знакомы!
— Мои дела шли не так, как я рассчитывал, — пытался я защищаться.
Мне было стыдно искать для себя оправданий. Если бы у меня была хоть капля достоинства, я бы встал и ушел, даже не попрощавшись. Пусть он натравит на меня свору кровожадных судебных исполнителей! Но я не должен был уступать своему самолюбию. Я должен был вынести все, чтобы достигнуть своей цели. Мой план важнее уязвленной гордости…
— Возможно, вы не все сделали, чтобы ваши дела шли как следует, — прошептал Стефан.
— То есть?
Я произнес это слишком громко, как человек, готовый взорваться. Я закрыл глаза. «Держи себя в руках, Бернар… Все это — лишь неприятные мгновения настоящего, память о котором со временем исчезнет. Ты уничтожишь все сорняки в своем саду для того, чтобы удобрить почву… И однажды…»
— То есть, вы не слишком-то стараетесь, мой милый дружище! Вы — поэт.
Я — поэт. И я — «его милый дружище».
Избегая молчания, Стефан продолжал:
— Вы вечно витаете в облаках. Вот, скажем, сейчас мы разговариваем о серьезных вещах, а вы, я чувствую, целиком погружены в какие-то свои мысли.
Я решил сразу сдаться, опасаясь, что иначе заупрямлюсь и стану на дыбы.