— Что-то не так? – Никита протянул руку, и накрыл своей ладонью мою. И легонько сжал.

— Ты меня в содержанки позвал? – выдохнула я, не соображая, что это вообще было за признание такое.

И признание ли это.

— Надь, мне, как мужчине, важно дать тебе… – начал мужчина, и в это время в дверь позвонили. Он отмахнулся, снова заговорил, и в дверь позвонили настойчивее. — Закончим на том, на чем остановились. Я сейчас выпровожу того, кто приперся, и поговорим нормально.

Так, мне нужно немного успокоиться. Разумеется, Никита не стал бы падать на колени, и клясться в вечной любви – я бы точно решила, что он псих, испугалась, и сбежала бы. Может, он неправильно выразился?

— Ты неправильно выразился? – выкрикнула я, пока он не успел открыть дверь.

Мне нужно знать сейчас-же, иначе я с ума сойду.

— Я выразился правильно. Успел сказать самое важное. Сейчас обсудим все остальное, – донеслось до меня.

Правильно, значит.

То есть, я возвращаюсь в офис, селюсь рядом, живу на деньги Никиты. Это отношения или содержание? Похоже на второе. Но с другой стороны… с другой стороны, тот же Сергей мне в уши лил нежные признания, а толку?!

Нет уж, мы поговорим, тогда и буду решать, что делать.

— Привет, хорошо, что ты дома! Я уж испугалась, что ты в офисе, – услышала я женское щебетание, и встала со стула. — Нам срочно нужно по магазинам проехаться, у меня целый список покупок. А еще подарки нужны, я не успела купить. Никит, ты чего застыл?

Я вышла в коридор, и увидела ту, кого сразу узнала.

Лиду.

НИКИТА

Еще когда мы были подростками, мой лучший друг сказал мне, что деньги – зло, и в некоторых моментах лишь мешают. Я не сразу понял, о чем он говорил. Потом дошло.

Оценки нам ставили просто так, потому что отцы обеспеченные, и школе помогали. Можно было послать учителя трехэтажным великим и могучим, но в дневнике нарисуют пятерку. Сначала это нравилось, потом начало раздражать, именно когда я начал понимать, в чем дело.

С девушками было также. Никогда не понимал, когда нужен я сам, а когда бабло. Со временем стало плевать, денег мне никогда не было жаль. Вполне честный обмен за постель, как мне казалось.

Не могу понять, что у меня к Наде. Она сидела напротив, вся – воплощение нежности и уязвимости, и я понимал – отпускать от себя нельзя.

Упускать нельзя.