- Нет, своих поищем, не пропадем, - уверенно сказал Демьян.
- Спасибо, - с неожиданной сердечностью в голосе произнес воргольский сотник.
- За что? - не понял Олексич.
- Что живы пока, даст Бог увидимся.
Они обнялись на прощанье. Дальше ольговцы пробирались сквозь снежную степь в одиночестве.
На третий день пути заметно потеплело, снег размяк и стал липнуть к копытам. Небо заволокла серая дымка, порывами налетал сырой южный ветер.
- Вот и метель идет, когда уж не надобно, - уныло посмотрел на полдень Горшеня. - Что ж ты, матушка, запаздываешь? Три дня тебя звали, аукали, а ты не торопилась, прихорашивалась, видать.
Вьюга как будто услышала насмешку и, обидевшись, поспешила вступить в свои права. Робкие снежинки сменились густыми хлопьями тяжелого мокрого снега. Он щедро обсыпал сгорбленные фигуры, набивался в бороды, залеплял глаза. Вскоре степные дали исчезли, одинокий отряд окружила плотная белая пелена.
- Место поукромней надо сыскать, переждать, пока стихнет, - Демьян беспокойно вертел головой, пытаясь угадать, где восток. Возникла угроза сбиться с пути.
- Да разве ж его найдешь поукромней в круговерти этой! - перекрикивая вьюгу, откликнулся Первуша.
- Восход, восход надо определить, ехать куда! - пробасил Горшеня, стряхивая с бороды рой навязчивых снежинок. - На восход пробираться до оврага али холма, где укрыться можно, а так заплутаем, потом назад воротиться трудно будет!
- Да как узнать, где он твой восход?! Ни земли, ни неба не видно! - Первуша прикрыл ладонью лицо. - И так уж заблудились. Ехать надо, куда глаза глядят, до первого лесочка или овражка, а там метель стихнет, так и разбираться станем, где там восход, а где закат.
Время словно остановилось, теперь нельзя было понять - день еще или уже вечер. Демьяну стало казаться, что отряд бродит по кругу. Он растерянно всматривался в торчащий из под сугроба корявый куст, причудливо изогнутые ветви показались знакомыми. «Неужто, мы здесь были?» - беспокойно подумал он.
- Этак мы к Чернигову выйдем, или к брянцам в гости, - пошутил кто-то из воев.
- Ветер поутру с юга дул, в правое плече бил! - вдруг вспомнил Демьян, - Значит, на перерез ему поедем, там и восход.
- А если поменялся? - засомневался Горшеня, - Давно дует.
- На все воля Божия, а по-другому никак. Туда, - махнул рукой боярин, понукая Ветерка. Мохнатый конек резво кинулся топтать высокие сугробы, ему ни метель, ни рыхлый снег были нипочем. А вот вторая лошадь Демьяна Зарянка добротной курской породы понуро плелась позади, даже без седока она выбилась из сил, а ведь вскоре надо будет дать отдых татарскому коню и пересесть на нее. В Липовце за быструю как ветер кобылицу Демьяну предлагали хорошую цену, он мог бы купить еще одного мохнатого степняка, но рассудил, что без стремительной лошади в бою будет неловко. Теперь Олексич беспрестанно оглядывался на задыхающееся животное, гадая, сколько Зарянка еще сможет пройти.
Меж тем вьюга все капризничала и озорничала, не желая выпускать из своей власти путников. Подходящее место для привала никак не находилось, овраги сильно занесло снегом, а лесок не попадался, отдельно стоящие раскидистые деревья не могли защитить от липких хлопьев. Заметно стало темнеть, близилась ночь.
- До первого деревца доедем, и останавливаться нужно, - предложил Горшеня. - Снег лепится, накатаем шаров, да стену выстроим, за ней и переночуем, а дерево на дрова поломаем.
- Люди еле в седле держатся, а ты им предлагаешь полночи снеговиков катать, - опять начал возражать Первуша. Тридцатилетний сотник считал себя уже очень опытным воем, он редко соглашался со вторым десятником, завидуя, что боярин всегда прислушивается к Горшене.