Переместившись к коню, забрал его с собой (хватит и одного потерянного коня), переместились в город, где я, выбрав момент, материализовался. Утром прискакал Адышев с отрядом моих воинов. Как и договаривались, они добрались почти до опричников в деревне Боровлянка. Заходить туда не стали, так как там была паника, слышались взрывы и крики. Поэтому отряд повернул обратно, чтобы доложить о нахождении врага. Сказал, чтобы усилили группу пулеметами с запасом боекомплекта и выезжали навстречу опричникам на двух грузовиках по 25 человек в каждом, я же выдвинусь один в маскхалате, буду вести с ними «разъяснительную» работу:

По сигналу красной ракеты отстреливайте опричников, для этого возьмите снайперские винтовки. Простых воинов не трогать, они идут подневольно.

Дав распоряжения, я взял мегафон, поменял батарейки на свежие и вновь переместился с конем к злополучной деревне. Увы, деревни не было, озлобленные потерями опричники сожгли ее, не пожалели даже стоящих отдельно бань. Обоз они откопали, правда, зачем им нужны теперь пушки, без пороха? Одна обуза, но они зачем-то потащили их с собой. Повернув коня, я поскакал по хорошо утрамбованной дороге вслед войску опричников. Вскоре я заметил хвост колонны, на санях лежали две пушки «Единороги», тянула сани пара коней, на облучке дремал ездовой, а что ему делать, дорога накатанная, впереди другие сани, кони привычно идут следом за санями. Дремли, пока все спокойно! Я осторожно пересел к нему в сани со своего коня. Мысленно попросив у Сварога силу гипнотизера, я повернул браслет. Прикоснувшись рукой без перчатки до его руки, я приказал ему «спать», затем стал расспрашивать о количестве пушек вообще. Он сказал, что двадцать саней по две пушки и десять саней с ядрами. Порох взорвался, его нет. И еще пятнадцать саней с провиантом и кормом для лошадей. Приказав ему, как только будет возможность, развернуться и ехать обратно в Москву, я пересел на другие сани. И так я прошелся по всему обозу, приказывая ехать обратно. Вскоре обоз потянулся обратно. Убедившись, что все сани с грузом оторвались от войска, я попросил Сварога устроить между обозом и войском очередной буран, заметая снегом дорогу, чтобы не дать догнать обоз с провиантом. Сам же последовал за войском опричников, те как раз вливались на улицы очередной деревни. Здесь уже побывал Адышев с моими ребятами, вон и на колодце ветер треплет красную тряпку.

Деревня была пуста, ни дымка, ни криков петухов, тишина. Как будто все затаилось перед страшным врагом, даже дома не скрипели дверями, лишь на другой стороне деревни, в лесу, завывали волки. Они чуяли, что скоро им будет пожива. Как черные шакалы, опричники бросились по домам, выискивая живых и ценности. Что можно было найти у крестьян? Все, что можно, они делали сами: и посуду, и мебель, и ткани. Поэтому, изделия из металла, а это, в первую очередь, топоры, серпы, косы, т. е. самое ценное, они забрали с собой, так же был уведен весь скот, и увезены продукты. Увидев, что нет ничего ценного, стали разжигать печи и готовить ужин из припасов, что были с собой. Воду же, конечно, брали из колодца, ею же поили и лошадей. Через полчаса началось: держась за животы, армия стала вначале разбегаться по сортирам, а когда их стало не хватать, уже садились прямо вдоль дороги, никто не хотел лезть по пояс в снегу к кустам. Где-то уже катались от болей в желудке, где-то просто сидели в позе эмбриона. Аромат, конечно, стоял специфический, тем более, что кони, напоенные водой, «удобренной» слабительным, тоже вносили свою лепту в ароматизацию окружающей среды. Ну, что ж! Если верить описанию в инструкции, дня на три тут у них будет остановка. Проехал на коне до следующей деревни, стоящей в десяти верстах, тут остановился в трактире, где развел в камине в общем зале огонь, сразу стало уютно от потрескивающего очага. Достал лежащий со вчерашнего дня кусок мяса и холодный пирог, понюхал, пахло вкусно, без кислятины, значит, можно есть. Да и то, что я находился большую часть времени на улице, не дало пище испортиться. Сытно покушал, запивая коньяком из фляжки, если что, «Хранитель» предупредит. От тепла и сытости вскоре задремал, да и усталость, накопленная за все это время, тоже сказалась. Разбудил меня рокот моторов, что раздался рядом с трактиром. Передернув затвор МП-40, а в простонародье — «Шмайсер», я вышел на крыльцо. Мои парни выпрыгивали из кузовов, как я и учил, сразу становясь на колено и беря в прицел свой сектор. В машинах остались лишь водители и пулеметчики, которые заблокировали деревню и держали дороги под прицелом. Парни же, выставив около трактира караул, завалились ко мне в трактир. Дежурные сразу же стали на кухне разводить печь, чтобы сварить ужин, а остальные, приболтав меня на пиво с хорошей рыбкой, выставили настоящую 100-литровую бочку свежего пива, которое они привезли с собой (только как, вот в чем вопрос?), и копченого осетра. Полусотник уверил меня, что караул будет «бдеть», и я, слабый на «хорошее» свежее пиво, дал согласие. Посидели хорошо. Время от времени хлопцы выбегали во двор, чтобы вернуть обратно пиво земле-матушке. Небо прояснилось, и ударил морозец градусов двадцать. Предложил водителям прогревать через час двигатели, а пулеметчикам ставить рядом жаровни с углем.

И вот, после полуночи, когда основная часть отряда уже спала, «срубленная» свежим пивом, в голове раздался голос «Хранителя»: «Тревога!». Воспитанный славной советской армией, я мгновенно взлетел, пнув в полете полусотника так, что он слетел со стула, и через несколько секунд был уже одет и вооружен. Приоткрыв дверь, я в щелку оглядел залитый лунным светом двор. Один из караульных, который был в моем секторе обзора, лежал со стрелой в голове. Странно, что молчат мои пулеметчики, хотя автомобили работают. Приказал полусотнику лечь и держать дверь под прицелом, сам прошел к задней стене, где не было окон. Повернув браслет, представил, что я могу пройти сквозь стену. Вдавился и словно через болотную грязь протиснулся на другую сторону дома. Тут же сделался невидимым и пошел, держа наган с глушителем наготове. Рядом с дверями с саблей наготове стоял «черносотенец» опричник, ожидая, когда откроется дверь, и оттуда кто-то выйдет. Выстрел, и он, крутанувшись, с простреленной головой упал рядом с дверями. Тут же, на его движение, две стрелы вонзились в дверь. Заметив, что стреляли из-за грузовика, я тихо, стараясь не скрипеть снегом, ступая на ребра подошв, прошел за машины. За ними стояли четыре темные фигуры, одетые в черные сутаны. Наган тихо кашлянул четыре раза, и фигуры без стонов опустились на землю. Все ж, луна, как днем, ярко освещала все, тем более черные фигуры на белом снегу. Вскоре я увидел еще две фигуры, которые время от времени прячась в тени хат и заборов, приближались к машинам. Надо было взять «языка», поэтому я, дождавшись, когда они приблизятся к машине, одного «вырубил» рукоятью нагана, а второго застрелил, некогда мне церемониться с ними.

Собрав оружие, я связал руки у оглушенного опричника за спиной и прошел посмотреть, что с моими огневыми точками. Пулеметчики лежали, утыканные стрелами со спины. Водителей зарезали ножами, то ли они вышли, то ли их выманили. А вот и приманка — прорезанное переднее колесо со стороны водителя. Поневоле выйдешь, если услышишь, как шипит воздух из спускаемого колеса. Значит, кто-то неведомый вновь вмешался и организовал налет на меня, и этот «кто-то» Чернобог. Ну никак неймется ему! Похлопал по щекам опричника, приводя его в чувство. Вскоре он застонал и открыл осоловелые глаза. Видно, что от души я ему врезал. Сделавшись видимым, я обтер ему снегом лицо от крови из пробитой головы, да и холодный снег быстрее привел его в чувство, начал спрашивать:

Жить хочешь, паскудник? Или как вот твои товарищи валяться кормом волкам? — пнул не сильно его по ребрам, приводя в чувство.

Тот посмотрел на меня ненавидящим взглядом и прошипел сквозь зубы:

Ты все равно умрешь, Чернобог тебя приговорил, и смерть твоя рядом!

Да, не вышел разговор, придется, парень, покопаться у тебя в мозгах, и к сожалению, в грязных сапогах! — решил я и прижал руки к его вискам, сканируя его мысли.

Кругом одна черная злоба, обида на всех и жажда смерти, он готов убивать всех. Эта личность полностью была подчинена Чернобогу, это был не человек, а бешеная собака, готовая загрызть любого, это был его спецназ. Все же я выкопал среди грязи из жутких пыток и убийств, что главным был Алексей Данилович Басманов, он командовал войском. Сейчас он в деревне, где большая эпидемия. Войско мучается желудками, одни лишь они ели и пили свое, поэтому не болели, и были посланы в разведку. Обнаружив странные телеги, перестреляли охрану и хотели взять «языка». Ну, что же! С ним все ясно, это отморозок, и его не переделаешь, попробую его загипнотизировать, авось на что-нибудь еще сгодится! Вновь приложил ладони к его вискам, начал подчинять его разум своему, внушая ему, что он должен убить руководство войска опричников. Через некоторое время он подтвердил, что понял задание и готов его исполнить. Развязал его, обработал рану на голове и перевязал ее, после чего отдал ему лук со стрелами и саблю. Молча, как и появился, он так же и исчез в лесу. Мои воины с интересом наблюдали за моими действиями, правда по их лицам было видно, что они так и не поняли, зачем я отпустил опричника.

Ребята, это — «камикадзе», смертник по-нашему, убьет начальника, может еще кого успеет, ну а те его, конечно, прирежут. Так что, отпуская его, мы только выигрываем. Кстати, можем пробираться туда, так как все войско мучается животами, забираем оружие, если надо — вырезаем опричников. Лучше все же их вязать и судить перед народом! — закончил я свою речь и приказал грузить убитых воинов в кузов и поменять колеса, прорезанные опричниками.

Через час тронулись к деревне, где стояло войско. В дороге парни по приказу одели белые маскхалаты, проверили и приготовили оружие. Возле деревни остановились и заглушили двигатели, теперь рядом с пулеметчиком сидел водитель, охраняя его со спины. Воины белыми призраками поплыли по освещаемой луной снежной целине, заходя к избам со стороны огородов. Цель — захватить или уничтожить опричников.

Я не знал, что мой план был изначально обречен, так как Алексей Басманов (главный опричник после гибели Малюты Скуратова) вместе с отрядом особо приближенных палачей из опричников, бросил все войско и поскакал в Москву. Он был отнюдь не глуп и понимал, что потеря обоза, пушек и пороха не даст ему победы, а тут еще непонятная гибель опричников, которая пугала остальных, странное отравление всего войска, все это деморализовало его армию. А значит, малейшая явная угроза атаки, и войско побежит или сдастся. Видно же было, что воевать они не хотели. Поэтому, выбрав время, он с оставшимися здоровыми и верными телохранителями, бросив все, рванули в Москву. Вскоре они уткнулись в организованную мной снежную бурю, что была между ними и удаляющимся, не спеша, обозом. Медленно они добрались до сожженной ими же Боровлянки. Пурга засыпала снегом обгоревшие останки домов, где-то скрипела от ветра воротина противным ржавым голосом, как бы жалуясь неизвестно кому. Согреться и пересидеть пургу было негде, и они, подгоняя уставших коней, поплелись к лесу, с трудом угадывая дорогу. Вскоре они наткнулись на взорванный обоз, который вез порох, остатки полу-сожженных саней запрудили дорогу, и их пришлось объезжать между деревьями. Всадники растянулись от усталости, а Басманов, подгоняемый страхом неумолимой смерти, нахлестывал, не жалея, коня, который с трудом преодолевал большие сугробы. Где-то в ночи потерялись уже его опричники, а он все гнал коня, стремясь быстрее покинуть эти мрачные леса. Вдруг конь, заржав, поднялся на дыбы, сбрасывая всадника. Кто-то придержал его за уздцы, чтобы конь не убежал, а две сильных руки, подхватив Басманова под руки, потащили в сторону от дороги. Слегка оглушенный нападением, хотя снег и не дал сильно ушибиться, Алексей Данилович со страхом всматривался в замотанные платками от снега лица своих похитителей. Вскоре они добрались до распадка, где стояла землянка. Главное, там была печь и было тепло. Руки у него давно уже закоченели, так как были стянуты ремнями за спиной, и он где-то обронил рукавицы. Оружие у него забрали, даже засапожные ножи, кричать он не мог из-за кляпа во рту, да и, наверное, не стал бы, так как очень боялся умереть. И вот он влетел от удара ногой под зад по ступенькам в дверь землянки, и влажное тепло окутало его. Горящая лучина освещала небольшое помещение, где вдоль стен сидели и мужчины, и женщины с детьми. Посреди стояла печь, потрескивая горящими дровами. Все глаза уперлись в него.

Кого ты, Леший, привел? — спросил один из бородатых мужиков.

Главный из их войска, что сожгли нашу деревню! — снимая ермолку[29] и потертый в заплатах кожушок, ответил тот.

Отряхивая все от налипшего снега, он приказал накормить, накрыть попоной и отвести коня в загон, сплетенный из тальника. После его слов, что это главный их мучитель, наступило гробовое молчание, как вдруг одна из женщин с криком «убивец!» схватила полено возле печки и нанесла Басманову удар по голове, шапка спала, следующий удар отправил его в нокаут, он не видел, как разъяренные женщины терзали его, вымещая всю боль и страдания, в которые он их вверг. Вскоре мужики отобрали то, что осталось от бывшего главного опричника и повесили на осине. Так закончилась недолгая эпопея Алексея Басманова, в которого вселялся Чернобог. Жители же деревни, собрав все вещи и деньги опричника, теперь могли перезимовать и отстроиться. Весной же в лесу они нашли еще не один десяток обглоданных тел бывших телохранителей Басманова, которые заблудились в пурге и стали кормом зверям.

Мы же, благополучно проникнув в деревню, принялись обезоруживать опричников, которые уже и не сопротивлялись, брошенные начальством. Их связывали и помещали в амбары, сараи, стайки, только не в избы, где они, извините за выражение, все загадили (так и рвется сказать более грубо, но…), а там еще жить людям. Пока мои ребята все тут организовывали, я смотался, с перспективой на раннее утро, в Тюмень, где у себя переоделся в цивильное, и вновь на своем стареньком «запорожце» отправился на аптечные склады. Забрав у изумленной заведующей весь запас «Смекты», я рассчитался с нею, как всегда, валютой, и по пылил вновь обратно. Перед тем, как перенестись, сделался вновь невидимым, чтобы не пугать своих ребят. Приземлился возле автомашины и, поняв, что никто ничего не выдел, вновь «проявился» на свет. Постучав по кузову, попросил ребят загрузить лекарства в кузов. Пора лечить обгадившуюся армию, а то как-то несерьезно дристунов побеждать — засмеют.

Машины, включив фары, начали осторожно продвигаться к избам, пугая сидящих у дороги с голыми задами воинов. Остановившись у домов, я приказал набрать в котлы чистого снега для разведения лекарства, и растопить его на печах. Через мегафон огласил, что опричники разбиты, и что все простые воины, не участвовавшие в грабежах, пытках и убийствах, могут быть свободны и идти домой. Кто хочет вылечиться от болезни, что наслал им за грехи Сварог, может подходить со своей кружкой за лекарством. И вот потянулись к нашей избе измученные воспаленным желудком и поносом воины. Всем выдавал по три порошка «Смекты», рассказывал, как разводить, как пить. Предупреждал, что вода в колодце «проклята», чтобы не пили. С утра чтобы наломали веток черемухи и делали отвар, неплохо помогает и кора дуба:

Делайте на десяток и пейте. «Смекта» обволакивает воспаленные стенки кишечника и желудка, боли прекратятся, а утром вы еще и закрепите все отваром черемухи или дуба.