Пока некоторые из них были каким-то образом связаны с внутренним миром Юнга, он находил удовольствие от общения с ними и устанавливал подчас близкие отношения. Но как только он уходил вперед в своих поисках самого себя и связи с внешним миром, ему приходилось отстраняться и от некогда близких ему людей, и от тех, кто ранее мог что-то сказать ему интересное. Эти люди переставали существовать для Юнга.
«Ко многим я относился с живым участием, но лишь тогда, когда они являлись мне в волшебном свете психологии; в следующий момент луч прожектора уходил в сторону, и на прежнем месте уже более ничего не оставалось. Я мог увлекаться многими людьми, но стоило мне проникнуть в их суть, волшебство исчезало. И я нажил себе множество врагов. Но всякий человек, если он человек творческий, не принадлежит себе. Он не свободен. Он – пленник, влекомый своим демоном».
Эта несвобода всегда вызывала у Юнга сожаление, поскольку любой нормальный человек хочет быть свободным. Но, именно находясь во власти своего демона и следуя своему внутреннему принуждению, ему удалось достичь в психиатрии и в психологии того, на что он не рассчитывал даже.
Очевидное противоречие между стремлением к свободе и зависимостью от сидящего внутри его демона предопределило жизненный путь Юнга. В конечном счете демон творчества сказался на раздвоении его Я, которое он ощутил в себе еще в детстве.
Но подобная раздвоенность и противоречие между свободой и обусловленной демоном творчества предопределенностью привели Юнга к тому, кем он стал, что успел сделать в своей жизни и какое место занял в истории.
«Я удивлен, я разочарован, и я доволен собой. Я несчастен, я подавлен, и я с надеждой смотрю в будущее. Я – все это вместе, и я не могу сложить все это воедино. Я не способен определить конечную пользу или бесполезность; я не знаю, чего стою я и чего стоит моя жизнь. Я ни в чем не уверен до конца. Я знаю только, что я родился, и что я существую, что меня несет этот поток. Я не могу знать, почему это так. И несмотря на всю эту неуверенность, я чувствую некую прочность и последовательность в своем самостоянии и своем бытии».
Эти суждения о самом себе были сделаны Юнгом в почтенном возрасте незадолго до его кончины, когда до исполнения 86-летия оставался один месяц и двадцать дней.
Вместо заключения
Существует расхожее мнение, согласно которому, порвав с Фрейдом, Юнг стал развивать идеи аналитической психологии, ничего общего не имеющей с психоанализом как таковым.
Однако подобное мнение, на протяжении многих десятилетий поддерживаемое теми, кто всячески стремился к размежеванию между психоанализом и аналитической психологией, не соответствует внутренним установкам Юнга.
В 1912 году, будучи президентом Международного психоаналитического сообщества, Юнг подчеркивал:
«…психоанализ есть и должен быть средством для широкого развития индивидуальных тенденций и для наиболее гармоничного сочетания их с личностью в целом».
После разрыва с Фрейдом и с выдвижением основных идей аналитической психологии он, по сути дела, стремился углубить и развить то, что логически вытекало из подобного понимания психоанализа. Другое дело, что, переосмыслив ряд положений классического психоанализа, Юнг критически отнесся к некоторым идеям Фрейда и неоднократно говорил о различиях между ним и основателем психоанализа, что нашло свое отражение, в частности, в его публикации «Противоречия Фрейда и Юнга»(1929).
Вместе с тем в одном из докладов, сделанных им в том же 1929 году, он признавал, что своими достижениями в лечебной практике в первую очередь обязан именно Фрейду и что его техника является прямым продолжением фрейдовского метода свободных ассоциаций. А в докладе, прочитанном перед медицинским обществом в Цюрихе в 1935 году, Юнг особо подчеркнул вклад Фрейда в открытие таких важных составляющих психологии терапевта, которые привели к идее о необходимости личного анализа для тех, кто собирается стать психоаналитиком.
«Хотя я был первым, кто потребовал, чтобы аналитик сам подвергался анализу, но мы обязаны главным образом Фрейду бесценным открытием, что и у аналитиков есть комплексы и, следовательно, одно или несколько слепых пятен, действующих как предубеждения».
Признавая себя учеником и соратником Фрейда, развивавшим его клинические наработки, но не согласившимся с ним в области теории, Юнг неоднократно говорил о несомненном вкладе основателя психоанализа в раскрытие истинной природы бессознательной деятельности человека и разработку практического метода изучения бессознательного.
Он высоко оценивал фрейдовские работы, показавшие, что функциональные неврозы базируются на бессознательных содержаниях, природа которых позволяет психотерапевтам понять, как возникают психические заболевания. В этом отношении Фрейд сделал такое открытие, которое имеет, по мнению Юнга, непреходящее историческое значение.
«Цена этого открытия столь же велика, как и открытия специфического возбудителя туберкулеза и других инфекционных заболеваний».
К сожалению, последователи Фрейда и Юнга сделали все для того, чтобы разрыв между ними возвести в ранг идейного противостояния между психоанализом и аналитической психологией.
Но, во-первых, швейцарский психиатр высказывался против того, чтобы возникло, по его собственному выражению, некое «юнгианство». А во-вторых, он никогда не отрекался от психологии бессознательного, начало развития которой было положено Фрейдом.