— А с худеющими иначе нельзя! — твердо заявила я. — Все для их же блага!

— Ну… ну ладно, спасибо…

Помедлив еще несколько секунд, Полин забрала у меня листочек с гениальным трудом. Пожав плечами, я подобрала с одеяла тетрадь по алхимии и убрала ее в сумку.

— Можно мне что-нибудь взять почитать?

— Ага… — откликнулась алхимичка, не отрывая глаз от шедевра.

Заучивает она его, что ли? Пожав плечами, я подтянула к себе всю кучу цветных журналов и раскрыла первый попавшийся наугад.

Женские журналы не читают — их просматривают, любуясь предоставленными моделями. По крайней мере, так поступают все приличные девушки. Но я, увы, имела врожденный дефект: очевидно, в моем мозге отсутствовала зона, отвечающая за просмотр подобной макулатуры. О получении удовольствия я и вовсе умалчиваю. Через несколько минут мне надоело, я захлопнула журнал и увидела, как бледная Полин, держа банку со сгущенкой двумя пальцами в вытянутой руке, решительно движется в сторону мусорного ведра. Смотрела при этом алхимичка в другую сторону.

— Ты что делаешь? — От удивления у меня даже сел голос. — Это же сгущенка! Вареная, мрыс дерр гаст!

— Вот именно! — дрожащим голосом ответила Полин.

Я вскочила на ноги, взвыв почти в унисон с голодным желудком:

— Лучше уж мне тогда отдай!

Фраза была волшебная; по идее, услышав ее, алхимичка должна была тут же прийти в себя и прижать банку к груди. Но с девицей и впрямь творилось нечто странное; она лишь вздрогнула и, уставившись на меня большими испуганными глазами, тихо спросила:

— Ты что? Она же вредная!

— Ничего-ничего! — быстро заверила ее я, отбирая банку и ложку. — Мы с желудком и не такое видали, а смотри-ка, до сих пор живые!

— Ну… ладно, — после долгого колебания согласилась Полин. — Только… Яльга, пожалуйста, съешь ее так, чтобы я не видела!

Сгущенка в тот вечер ушла влет, немножко осталось и на утро. Справедливости ради отметим, что еще до знакомства со мной банка была почти пуста — Полин успела дойти почти до донышка и методично выскребла ложкой стенки. На следующий же день Полин отправила мое творение в редакцию, а сама уныло взялась за приготовление диетического салатика.

Симптомы были знакомые, и я не стала особенно удивляться.

Удивилась я через три дня — ибо стадия затянулась. Полин и не думала бросать похудательные меры; помянутый салатик в микроскопических дозах сделался основным блюдом в ее рационе, а с лентой для измерения талии она теперь, кажется, даже спала. Что характерно, такой образ жизни приносил свои плоды: Полин и впрямь потихоньку худела, но — вот парадокс! — с каждым днем становилась все печальнее и печальнее. Почуяв неладное, я предложила ей пройтись по магазинам, но алхимичка в ответ лишь горестно мотнула головой.

С каждым днем ситуация становилась все хуже, чтобы в итоге окончательно выйти из-под контроля. Ничто — ни свежий журнал, ни симпатичная моделька кофточки, ни даже благородный профиль Генри Ривендейла — не могло вывести Полин из депрессии. Алхимичка побледнела, осунулась, под глазами у нее появились темные круги, а в глазах возник пугающий блеск. Что самое мерзкое, я не знала, чем помочь.

Через две недели в нашем коридоре появились некие гномы, на головах которых сверкали новехонькие желтые каски. Гномы недовольно пыхтели, вполголоса ругались нехорошими словами, но упрямо перли вперед огромную картонную коробку.