В желтеньком же облачке была помещена информация совсем другого рода. Речь там и впрямь шла о конкурсе; на конкурс этот принимались стихотворные произведения, вещающие о правильном питании, пользе занятий спортом и прочих действиях подобного характера. В награду обещали какой-то фигуроспасительный тренажер. Последний был нарисован рядом и лично мне напомнил хитроумное приспособление для пытки.
— Поль, а я-то тут при чем? — Я протянула журнал обратно алхимичке. — По стихам вроде как ты специализируешься?
Полин посмотрела на меня поверх ложки:
— Ну как тебе сказать… У меня сейчас вдохновения нет, понимаешь? Муза улетела, а сроки поджимают: там только до двадцать второго числа. Я же не прошу за меня писать, правда? Только начни, а я уже продолжу…
— А ты уверена, что у меня вообще получится?
— Конечно! — Полин даже немножко удивилась. — Яля, ты чего? Ты же такая творческая!.. — Я смотрела непреклонно, поэтому алхимичка сменила тактику: — Ну Я-а-алечка!.. Ну-ну-ну пожалуйста! — Она выгнулась, подпирая кулачками щеки, и умильно замахала ресницами. — Там такой тренажер хороший!.. А я за тебя алхимию сделаю!
— Да? — заинтересовалась я. — Сделаешь?
— Сделаю! — пылко пообещала Полин. — Честное алхимическое!
Я щелкнула пальцами, подзывая к себе перо и пергамент.
— Яльга?
— Тетрадь по алхимии в тумбочке на нижней полке.
Через полчаса я отложила перо. Полин давно уже закончила с моим заданием и теперь вновь переключилась на сгущенку и журналы. Еще бы, у них алхимия была чуть ли не каждый день, как у нас боевая магия, а девица училась едва не на одни пятерки.
Я еще раз пробежала глазами написанное.
— Все. Слушать будешь?
— Буду! — Полин устроилась поудобнее, спешно укутав ноги одеялом. Хищно вонзила ложечку в сгущенку: — Читай!
Я откашлялась и с выражением прочла:
Полин поперхнулась. Я скромно ждала оценки, но алхимичка только испуганно сверкала глазами поверх занесенной ложки.
— Ну как? — поняв, что не стоит ждать милостей от природы, уточнила я. — Подходит?
Алхимичка молча затрясла головой.
— Д-да… — выдавила она из себя некоторое время спустя. — Только… ты знаешь… как-то уж оно сильно жестко…