Лилиан не сразу поняла, что происходит. Из репродуктора неслось что-то невнятное, размытое эхом. Похоже, и диктор от волнения слишком близко держал микрофон, звук плыл. Она смогла разобрать только что-то про машины, вылетевшие с трассы, про столкновение, про масло на покрытии. И тут же увидела весь пелетон, мчащийся мимо трибун. «Наверно, ничего страшного, – подумала она, – иначе гонку бы остановили». Поискала глазами номер Клерфэ, не увидела, но, наверно, он уже проскочил, она не слишком внимательно следила. Затем репродуктор уже более отчетливо объявил, что на набережной Плезанс произошла авария, столкнулись несколько автомашин, есть раненые, жертв нет, просьба следить за дальнейшей информацией. Положение в гонке: первым Фрижерио с пятнадцатисекундным отрывом, затем Конти, Дюваль, Майер-3.

Лилиан напряженно прислушивалась. О Клерфэ ни слова, а ведь он шел вторым. О Клерфэ ни слова, повторила она про себя, но уже заслышала рев приближающихся машин и вся подалась вперед в надежде увидеть двенадцатый номер, красный автомобильчик под номером двенадцать.

Его не было, и тут же в глухую тишину ужаса, накатившую изнутри, вторгся сытый голос диктора:

– В числе пострадавших и Клерфэ, его везут в госпиталь, судя по всему, без сознания. Монти получил травму колена и лодыжки, Марчетти…

«Этого не может быть», – кричал внутри чей-то голос. Только не в этой игрушечной гонке, не в этом игрушечном городе, не в порту этом игрушечном, не в этом открыточном пейзаже! Это какое-то недоразумение! Сейчас, вот сейчас его машина выскочит из-за поворота, как тогда, на Тарга Флорио, пусть поотстав, пусть поцарапанная, помятая слегка, но на ходу, живая и почти невредимая! Но, слушая этот голос, она уже чувствовала, как лопается, не успев окрепнуть, этот переливчатый пузырек надежды, – «без сознания», пронеслось в мозгу, и она уже цеплялась за эту мысль, «без сознания», что это значит?

Да что угодно! Она сама не заметила, как спустилась с трибун, и шла теперь к боксам – может, его туда привезли? Может, он там на носилках лежит, с вывихнутым плечом или рукой, как тогда, на Тарга Флорио, и посмеивается над своим дурацким несчастьем.

– Его в госпиталь отвезли, – сказал ей взмокший от пота капитан. – Мать пресвятая богородица, святой Христофор, ну за что именно нас? Почему не других или… Что? Секунду!

Он ринулся на свой пост подавать сигналы. Машины, неожиданно тяжелые и страшные вблизи, проносились мимо, заполняя все вокруг своим громом.

– Что случилось? – кричала сквозь этот рев Лилиан. – Да плюньте вы на эту вашу чертову гонку и скажите мне, что случилось!

Она оглянулась вокруг. Никто на нее не смотрит. Механики возятся с запчастями и покрышками и прячут глаза. К кому ни подойди, все от нее бегут. Как от зачумленной.

Капитан наконец вернулся.

– Даже если я плюну к черту на гонку, Клерфэ этим не поможешь, – прохрипел он. – Да он бы сам не захотел. Он бы сказал…

Лилиан его перебила:

– Где он? К черту ваши проповеди, к черту ваш кодекс чести автогонщика!

– В госпитале. Его сразу в госпиталь доставили.

– Почему с ним никто не поехал? Почему никто не помог? Почему вас там нет? Почему вы здесь?

Капитан смотрел на нее непонимающим взглядом.

– Как я могу ему помочь? Да и любой из нас? Это дело врачей.

Лилиан судорожно сглотнула.

– Что с ним случилось? – спросила она тихо.