— Так вот, паря, у Рабиновича в доме было три сортира и в каждом по толчку. Один — серебряный, второй — золотой, третий — алмазный. И все равно, когда пришли наши этого олигарха раскулачивать, он наложил в собственные штаны.
Макс засмеялся.
— Здорово, но к чему? Ты что, красный?
— Нет, милок, я либеральный демократ. — Охранник взял со стола черную фуражку с высоким околышем, которую трудно сказать по какой причине в народе прозвали „поцкой“, и возложил на голову, как корону. — Похож на Жириновского? Так вот, когда мы придем к власти, я у этих ворот этой хазы окажусь первым. Мы олигархов пощиплем.
— Хорошая мысль, только если другие это раньше не сделают.
— Что? — охранник не сразу понял намек.
— Придут ночью и общиплют хазу. Ты один за всем не уследишь.
— Ну-ну, размечтался! Тут по всей ограде натыкана электроника. Перелезь — шухер вмиг пройдет даже до милиции.
— А-а, — сказал Макс. — Тогда дело другое. Так вы меня пропустите?
— Иди-иди, тебя уже ждут.
Макс прошел через двор, приблизился к парадному крыльцу, над которым простирался огромный козырек, сделанный так, чтобы на выходивших из автомобиля людей не капал дождь.
Экономка ждала Макса у двери.
— Пойдемте в дом. Сюда.
Чтобы пройти к санузлу, они пересекли просторную гостиную. Макс обалдел от роскоши, которую увидел. Лепные карнизы, с веточками и золочеными яблочками. Хрустальная люстра, цену которой он не мог назвать даже предположительно. Два дивана вдоль стен. На стенах — картины. Они на Макса впечатления не произвели, и он определил их одним словом — хренота. И в самом деле — женщина с телом красного цвета, с головой, приплющенной как тыква. Пестрые квадраты, круги и прямоугольники, разбросанные по полотну. Так, блажь для фраеров.
В стеклянном шкафу на стеклянных полках одна к одной стояли маленькие фигурки — то ли слоновая кость, то ли пластмасса. Подогнув под себя ноги, сидели мордастые божки с узким разрезом глаз. Пучились какие-то существа непонятного происхождения, короче, так — мура всякая, но глаз привлекала, внимание задерживала своей вызывающей необычностью.
— Что это? — спросил Макс у экономки, которая шла за ним, не отставая ни на шаг. Должно быть, боялась, как бы слесарь не запустил руку в хозяйские тайники.
— Нэцке.
— Чо-чо?
Экономка бросила на Макса взгляд, полный превосходства.
— Произведение японского национального искусства. Слоновая кость. Девятнадцатый век.