Книги
Животные в войнах древнего мира
Рис. 109. Сцена охоты на медведя. «Саркофаг плакальщиц» из Сидона, рельеф южной стороны цоколя (350-е – 340-е гг. до н. э.). Археологический музей (Стамбул). Воспроизведено по:
Как уже говорилось, судя по античным источникам, в бою персы собак не применяли. Однако на одном из клазоменских саркофагов изображены сопровождаемые собаками варварские всадники, которые атакуют греческих гоплитов[515]. Конники вооружены махайрами и небольшими копьями, тогда как луки в горитах висят на поясе. Подобное оружие свидетельствует о том, что перед нами, скорее всего, персы, а не киммерийцы, как считали ранее, на основании более ранней датировки терракотовых саркофагов VII – началом VI в. до н. э.[516]. Напомним, что сейчас саркофаги датируются примерно 500 г. до н. э. На других саркофагах мы также видим собак, сопровождающих всадников в бою с греками[517]. Хотя персы сами не применяли боевых собак, но они могли заимствовать их употребление от тех же гирканцев. Впрочем, более вероятно, собаки, изображенные здесь, являются, как и на клазоменских саркофагах с другими сюжетами, неким символическим персонажем, который, по мысли художника, должен постоянно сопутствовать изображению коня. Очевидно, к этому же стереотипу относится и изображение азиатских всадников на этрусской вазе VI в. до н. э., каждого из которых сопровождает в бою собака[518].
Рис. 110. Бой между дротикометателями, в котором участвует колесница-бига, сопровождаемая тремя собаками. Изображение на скале уэда Джерат (плато Тассили). Прорисовка автора по:
Использовались боевые собаки и в древней Северной Африке. Плиний Старший (Nat. hist., VIII, 142) пишет: «Царь гарамантов выводил от скудости 200 псов сражающимися против неприятелей». Это же сообщение практически буквально повторяет Солин (15, 9). Плиний, рассказывая о кочевниках центральной Сахары – ливийцах-гарамантах, по-видимому, отражает близкую к нему по времени эпоху. Ливийцы на рубеже эр были искусными всадниками и охотниками (Luc. Dipsades, 1–2). Причем Плиний, исходя из свидетельств своих информантов, отмечает, что царь гарамантов использует собак из-за малочисленности своих войск. Приводимое здесь большое число собак, вероятно, также основано на более или менее компетентных свидетельствах, возможно, даже полученных от участников похода проконсула Африки Л. Корнелия Бальба на Гараму в 19 г. до н. э. (Plin. Nat. hist., V, 36–37). Жители Сахары активно применяли охотничьих собак на охоте. Так, на одной картине на камне за бараном гонится целая свора охотничьих собак[519]. По-видимому, собственно боевое использование собак иллюстрирует изображение на скале из сахарского уэда Джерат, где показан бой между пешими дротикометателями. На помощь одной из сторон мчится боевая колесница, которую сопровождают три бегущие собаки[520]. В конце III в. М. Аврелий Олимпий Немесиан в своей «Кинегетике» (Nemes. Суп., 128) упоминает ливийских собак, которых Ж. Эймар предлагает сопоставить с египетской пастушьей породой Оппиана (Суп., I, 374–375) и, соответственно, с современными африканскими собаками и борзыми Кордофана[521].
Рис. 111. Стела Аполлодора и Лакона, сыновей Лакона, из Аттики (420–410 гг. до н. э.). Antikenmuseum (Базель), Kä 206. Вероятно, лаконская охотничья собака является символом семьи. Воспроизведено по:
На этом блок информации античных авторов об использовании собак непосредственно в бою кончается. Очевидно, греки в классический и эллинистический период не бросали собак прямо в битву. Однако, как и в XX веке, этих животных активно привлекали к вспомогательным военным службам: охране, патрулированию, доставке сообщений. Участие собаки в бою в это время рассматривалось как определенная экзотика. Так, Клавдий Элиан (Nat. anim., VII, 38) рассказывает: «Какой-то афинян вывел в битву при Марафоне соратником пса, и
В первой половине IV в. до н. э., когда осады, штурмы и нападения на города становятся у греков обычной практикой, особую роль стали играть сторожевые и патрульные собаки. Эта роль возникла из простой сторожевой функции животных. Ведь нам известно, что греки широко применяли собак для охраны и частных жилищ, и общественных зданий, в частности храмов (Plut. Solert. an., 13, 11 = Moral., 969; Ael. Nat. anim., XI, 3; 5; Philost. Apol. Thyan., VIII, 30, 2). С данного периода эта функция стала широко использоваться и для безопасности всего города. Так, военный теоретик и практик середины IV в. до н. э. Эней Тактик (22, 14) рекомендует использовать собак в зимние темные ночи следующим образом: «Всего лучше в такие ночи с наружной стороны стен привязывать псов, предназначенных для ночной охоты, которые, конечно, на далеком расстоянии обнаружат лазутчика из вражеского стана или перебежчика, тайно подбирающегося к городу или каким-либо образом стремящегося совершить побег из города. К тому же они и часового разбудят лаем, если он заснет невзначай» (перевод В.Ф. Беляева, с исправлением). В данном случае – это рекомендация, но, учитывая большой военный опыт Энея, можно предполагать, что она базировалась на реально существовавшей практике. Собак привязывали не на стенах, а перед городом. И их главная задача состояла не в том, чтобы предупредить о внезапном нападении врага (что, вероятно, и так бы заметили часовые), а воспрепятствовать врагу получить информацию или через разведчиков, или посредством перебежчиков. Использовать при этом рекомендовалось не сторожевых, а охотничьих собак, которые выслеживали зверя во время ночной охоты.
Рис. 112. Прощание гоплита, уходящего в поход. Краснофигурная аттическая ваза мастера Клеофрада (начало V в. до н. э.). Воспроизведено по:
Собак, исполнявших подобные функции, мы можем найти и в реальной боевой практике греков. Полиэн (II, 25) рассказывает об осаде аркадского города Мантинеи союзным войском во главе со спартанским царем Агесиполидом следующим образом: «Агесиполид осаждал Мантинею с сочувствующими мантинейцам союзниками, которые сопровождали лакедемонян на войну из-за
Несколько позднее мы встречаем аналогичное использование собак. Эней Тактик (22, 20) сообщает: «После внешней морской битвы, боящийся козней фрурарх Никокл, закрыв входы, назначил стражей на стену, а с наружной стороны города установил патрулирование с собаками, ибо ожидал некого коварства извне». Данное событие относится ко времени возвышения Фив, когда последние вместе с афинянами противостояли спартанцам. В 376 г. до н. э. в битве при Наксосе более многочисленный афинский флот одержал победу над спартанским (Diod., XV, 34–35). После этого островные государства стали присоединяться к Афинам. Видимо, к этому времени и относится данное событие, когда спартанский фрурарх – начальник гарнизона, боясь измены жителей и опасаясь нападения извне, предпочел усилить охрану вверенной ему твердыни. Тут мы наблюдаем то же патрулирование вне укрепленного места, с целью безопасности.
Другой вспомогательной функцией использования собак у греков в IV в. до н. э. являлась переноска посланий. Эней Тактик (31, 31–32) сообщает: «В Эпире многие использовали сук следующим образом. Уведя ночью цепную собаку, прилаживали ей вокруг шеи кожаный ошейник, в котором было зашито письмо. Затем отпускали ее ночью или днем, и она немедленно старалась вернуться туда, откуда была уведена. Таков же и фессалийский способ» (пер. В.Ф. Беляева с исправлением; ср.: Jul. Afr. Cest., 53). Следовательно, данный обычай был характерен для Северной Греции, которая славилась молосской догообразной породой. Последнюю использовали для охраны и охоты. В данном случае речь идет о сторожевой собаке, из-за злобности которой никто не решился бы подойти к ней и рассмотреть ее ошейник и которая стремилась вернуться к своему хозяину. И хотя у нас нет прямых данных о подобном использовании собак в военных целях, но поскольку Эней вставил этот рассказ в свой военный трактат, то оно весьма вероятно.
В период эллинизма (330-30 гг. до н. э.) практика использования собак для охраны укреплений не только не потеряла своего значения, но, наоборот, стала всеобщей[523]. В этот период эллинистические монархи создают специальные полувоенные корпуса псарей-кинегов (κυνηγοί) во главе с архикинегами (άρχικυνηγοί).
Еще в марте 339 г. до н. э. византийцы использовали собак для охраны стен города и тем самым сорвали попытку македонского царя Филиппа II ветреной безлунной ночью захватить город штурмом, ведь собаки залаяли и разбудили защитников. После этого Филипп снял осаду (Hesych. Miles. Patria Constant., 27; cp.: Athen., X, 442c) [524].
В 251 г. до н. э., когда изгнанник Арат и его сторонники ночью хотели проникнуть в Сикион и приближались к городской стене, они перед стеной были встречены собаками одного садовника, а затем их почуял сторожевой пес, размещенный на башне вместе с псарем (Plut. Arat., 5–8). Плутарх отмечает: «Было небольшое расстояние от сада до стены и башни, в которой большой охотничий пес нес охрану» (Plut. Arat., 8, 1). Если собаки садовника оказались на пути отряда Арата случайно, то сторожевой пес на башне (по мнению П. Русселя, – на куртине)[525] находился тут далеко не случайно – здесь был его обычный пост. По-видимому, собаку выводили на башню ночью, ведь животное было охотничье и должно было исполнять и свои основные функции. Этим можно объяснить замечание Плутарха (Arat., 8, 1) о том, что пес утомился за день. В отличие от рекомендации Энея, животное в данном случае находилось не перед, а внутри стен, где вместе с ним дежурил псарь. Не ясно, была ли это дальнейшая эволюция системы охраны или вариант последней. Намного позднее, в эпоху Римской империи, в кастеллах лимеса содержали собак с той же целью (Veget. Epit., IV, 26). Впрочем, это уже другая тема. Военному использованию собак у римлян я посвятил отдельную статью.
В 243 г. до н. э., после освобождения Коринфа от македонского гарнизона и присоединения этого города к Ахейскому союзу, стратег союза Арат поставил в цитадели этого полиса, в Акрокоринфе, гарнизон. «Акрокоринф же охраняли четыреста ахейцев-гоплитов и пятьдесят псарей, и равное число псов, содержащихся в этом укреплении» (Plut. Arat., 24,1). По-видимому, 50 собаководов составляли отдельное подразделение, которому вместе с гоплитами было поручено охранять акрополь. Причем один псарь имел одно животное. В данном случае собаки, видимо, также находились внутри укрепления и охраняли его от штурма.
Интересные подробности о содержании сторожевых псов мы находим в надписи III в. до н. э. из Теоса в Ионии[526]. В документе рассказывается о союзе этого полиса с соседним городом Кирбиссом. В последнем пребывал фрурарх, обязанности которого указаны в надписи: «Стражами же иметь фрурарху не менее чем двадцать граждан и трех собак; псов же, купленных городом, передать фрурарху; кормить же
В Аттике также не пренебрегали всеобщей практикой. Так, на стеле из Рамнунта, установленной в 264/3 г. до н. э. в честь стратега предыдущего года Эпихара, перечисляются заслуги последнего, в частности, говорится: «Он построил и двойные сторожевые башни (ϕυλακτήρια) и еще снабдил
Естественно, соседи афинян беотийцы также не пренебрегали данной практикой. В беотийском городе Феспии также существовали четыре архикинега. Они упомянуты в списке магистратов города, среди военных командиров (после 245 г. до н. э.). Последнее говорит об их военной функции. Поскольку эти начальники псарей не отмечены в списках федеральной беотийской армии, то, как справедливо полагает М. Фейель, каждый город имел своих охранников [528].
В эллинистических монархиях, обладавших большими средствами, чем небольшие греческие полисы, существовали целые корпуса кинегов. Судя по надписям из Верой и Деметриады, где упоминаются псари, такой корпус существовал в Македонии (SIG[529]. 459)[529]. Согласно сообщению Полибия (XXXII, 15, 5), основная функция «царских псарей» в государстве Антигонидов состояла в сопровождении монарха на охоте. Если принять пояснения греческого эпиграфиста и историка М. Хадзопулоса, то псарями были «царские юноши», в обязанности которых входило не только участие в царской охоте, но и охрана укреплений вместе с собаками[530].
Значительное количество письменных источников о кинегах происходит из эллинистического Египта. В грандиозном дионисийском шествии в Александрии, устроенном Птолемеем II Филадельфом (285–246 гг. до н. э.), участвовало и множество собак, которые шли вслед за упряжками различных животных, но перед парадно украшенными пехотинцами и всадниками, число первых достигало 57 600, а вторых – 23 200 (Athen., V, 200е; 202f). Афиней (V, 201Ь), на основании сочинения Калликсена Родосского, пишет: «А за ними шествовали 2 псаря, имеющие позолоченные рогатины. Велись же и две тысячи четыреста собак, одни индийские, а прочие – гирканские и молосские и из других пород». Вероятно, речь идет о двух командирах отрядов, которые были вооружены знаками своей власти, позолоченными охотничьими копьями (σιβύνας έπιχρύσους). Возможно, каждый из командиров руководил 1200 собаками – число довольно значительное, если мы вспомним, что, например, весной 1939 г. во Франции предполагалось содержать 1000 собак для патрулирования, помощи по линии Красного Креста, курьерской службы и т. д.[531]. Наиболее благородными и в связи с этим представленными на параде и в эллинистическом Египте считались индийская, гирканская и молосская породы. Действительно, в одном папирусе Зенона индийские собаки упоминаются как самые обычные[532]. Все три породы были рослыми собаками, предназначенными для охоты на крупную дичь.