Сидевший рядом со мной сотрудник заводской многотиражки сказал:

— Рекомендую слушать внимательно. Интереснейшая личность. Король нержавейки. О нем у нас стихи пишут…

Но выступление оказалось довольно обычным. Было оно каким-то скованным, лишенным живых наблюдений.

Мой сосед виновато объяснял:

— Подсунули человеку какую-то сухомятину! Непременно побывайте у него на печи. Увидите, какой это орел!

…На печь я пришла в горячее для бригады время: шла подготовка к выпуску плавки.

Подручные сталевары лопатами бросали в печь раскислители. Из завалочных окон вырывались белесые чубы пара. На их фоне фигуры рабочих рисовались смутно, расплывчато. Рабочие словно сражались с печью, а та недовольно гудела: не дают покоя, мешают сосредоточиться!

Но где же хозяин печи, король нержавейки? Да вот же он, вот — стоит словно бы в сторонке и зорко следит за всем происходящим, изредка подавая короткие команды. В своей брезентовой робе, в войлочной шляпе он здесь не выглядит главным. Но именно он определяет ритм и задает тон слаженной и до минуты рассчитанной работы бригады.

Вот он подошел к выпускному отверстию печи, вонзил огненный шомпол, и кинжальной струей хлестнула сталь того непередаваемого слепяще-белого цвета, в котором сходятся все цвета радуги.

Сталевар смотрит на это рожденное коллективным трудом чудо, и лицо его словно светится изнутри. В нем и торжество, и гордость, и что-то нежное, отцовское.

В огромных ковшах сталь повезут для разливки в изложницы, напоминающие высокие граненые стаканы. Там ей предстоит «дозревать» — твердеть и обретать заданную структуру.

Я подхожу к сталевару. Но поговорить с ним не удается: бригада приступает к заправке печи для новой плавки. Уславливаемся, что подожду его: смена скоро должна кончиться.

Возле будки управления меня останавливает кудрявый парень. На его чумазом лице белизна крупных ровных зубов кажется ослепительной. Это подручный сталевара, молодой поэт из заводского литературного объединения.

— Хотите, прочитаю стихи о сталеваре, с которым вы сейчас разговаривали? — предлагает он. — Если бы вы знали, какой это мастер. Волшебник! Когда-нибудь о нем поэму напишу. Обязательно.

Мы отходим в сторонку, и юноша читает свои стихи — неровные, взволнованные и волнующие. И не просто читает, а будто передает мне ключи к пониманию души удивительного мастера, словно предупреждает: «Не проглядите главного, будьте зорки и внимательны!»

Во мне нарастает чувство тревоги: сумею ли я увидеть сталевара таким, каким видят его товарищи по огненной профессии и каким он является в живой, непридуманной жизни — обыкновенный человек, постигший тайны волшебства, один из тех, о ком пишут стихи?

ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК

У Саши Нефедова глаза повернуты к хорошему. Так сказал о нем старый мастер, отлично разбирающийся в людях.

Товарищи частенько подшучивают над Сашей, называя его «Солнечной стороной».

Солнечная сторона — любимое Сашино определение. Он считает, что у каждого есть своя солнечная сторона, надо только уметь увидеть ее.