Джонни аж присвистнул. Чертов миллионер. Он все это прекрасно себе представлял. Ему никогда не придется больше выполнять всякие дерьмовые поручения — ни бин Вазира, ни его бывшего приятеля Халида, ничьи. Он уже представлял себе, как уходит с этим миллионом, а может, и с большей суммой. Ведь в черном чемодане Сунга было почти два миллиона. А что сделает Сунг, если Джонни просто возьмет этот чемодан и выйдет из самолета? Вызовет полицейских? Ха! Да он сегодня вечером въедет в гостиницу «Беверли Хиллз», не то что в эту вонючую помойку на Ла Сьенега!
Он смотрел на своего нового друга Сунга и усмехался, уже предвкушая, как закажет свой первый мартини в зале для поло.
— Запертый с несколькими сотнями одурманенных женщин… — мечтательно протянул Джонни. — Думаю, я не отказался бы поменяться местами с Халидом.
Ядовитый Плющ захохотал так внезапно и так громко, что Джонни едва не подмочил штаны. Он встал и покончил с остатками «Джеймсона». У изголовья дивана валялась старая вечерняя сумка Паши. «Луи Вьюттон» — стоит больше, чем его нынешняя зарплата. Он поднял ее и набил деньгами, положив несколько лишних пачек. Какая разница, черт возьми. Все равно все эти деньги теперь принадлежат ему.
Черри поджала колени, чтобы смуглый очаровашка мог протиснуться мимо нее и усадить свою милую попку на сиденье у окна.
То, что было таким «срочным», заняло у кареглазого более получаса. Она начала уже подумывать, не засосало ли его в унитаз. Смейтесь, смейтесь. Она слышала, что это иногда случается с домашними животными и младенцами. Так или иначе, ее собственную философию в отношении авиационных уборных можно было описать всего тремя буквами. НОТ. Никаких Общественных Туалетов. За исключением чрезвычайных ситуаций.
Ну вот, наконец начали показывать кино. Слава тебе господи. «Тупоумный» — один из ее любимых фильмов. В кавычках. Конечно, пусть «Бритиш Эйрвейз» крутит эту столетнюю муру, которую уже весь мир и так тысячу раз видел. Многие пассажиры задвинули щитки на иллюминаторах, и в салоне наступил полумрак. Она краем глаза смотрела фильм, краем уха слушала реплики в наушниках (как будто еще не выучила наизусть), и надеялась, что сидящее рядом кареглазое чудо будет вести себя хоть чуточку дружелюбнее по отношению к ней после возвращения из сортира.
Мечтай, Черри.
— Эй, ну как ты? Все нормально? — О господи, она что, действительно сказала это? А, какая разница. Он даже не услышал ее. Можно было с гораздо большим успехом разговаривать с деревом или собакой.
— Эй! Есть кто-нибудь дома?
Ни черта.
— Я же к тебе обращаюсь. Что с тобой?
Даже не смотрит на нее. Подумаешь. Не хочешь говорить, как хочешь. У него на коленях валялся этот мерзкий тайваньский набор для бритья. Она подумала, что сейчас из него снова появятся MP-3 плейер и наушники, которые туда сунул этот дурачок, но нет, он просто сидел и тупо смотрел прямо перед собой, держа в руках свой паршивый набор.
— Эй, ты! Иностранец! Чего у тебя там? Бомба, что ли?
Молчит. Кретин какой.
Смотрит в спинку сиденья. Как будто ее не существует! Кретин. И тут она едва не открыла рот. Он что-то говорит! Но не ей, а себе самому. Шепчет что-то — невозможно расслышать, что именно. Она откинула спинку кресла и положила в выемку подголовника дешевую картонную подушку.
Она, должно быть, вырубилась на некоторое время, потому что когда снова открыла глаза, «Тупоумный» уже закончился, и теперь прокручивали старый эпизод из сериала «Друзья». На кресле прямо перед ней во весь рост стоял улыбающийся карапуз, сунув в рот большой палец. Симпатичный малыш. Арабский принц у окна все еще витал в далеких мирах и что-то шептал про себя. Только теперь он поднял щиток своего иллюминатора и смотрел в небо. Будто там есть, на что смотреть. Как там, приятель, на вашем языке будет «козел»?
На что, интересно, он вылупился? Может быть, заметил одну из этих проклятых озоновых дыр?
— Ну ты и придурок, — сказала она ему в спину, а потом снова уплыла в страну своих грез, туда, где в недосягаемо далеком Коннектикуте ждет ее милый бэби, по которому она так соскучилась.