Зоя пожала плечами, выпятив нижнюю губу, как будто не знала, будет ли Клариссе интересно то, что она скажет, или нет.

— Сделала тут, знаешь ли, пару любопытных открытий. Раньше я могла умереть, только если вырвать камни из моего тела. Нет, не совсем так — любое разделение трех камней грозило мне смертью. Теперь мне не хватает одного сапфира, я ослабла, но жива.

— Потому что твое сердце все еще бьется, — подсказал Хэвен. — Есть польза и от твоего очеловечивания. Спасибо, Айкен.

Он сдержанно кивнул молодому человеку, словно отдавал дань сознательному деянию.

Кларисса покачала головой.

— Все сложнее, чем кажется. Но я зареклась открывать Зое то, что она со временем сможет вспомнить сама. Сейчас не время объяснять ей…

Зоя фыркнула.

— Проклятие боли больше не действует — ведь мы провели ритуал. А даже если я и ошиблась, то согласна, чтобы Хэвен и Айкен меня подержали, пока я буду корчиться от твоей болтовни.

Кларисса вздохнула, приложив пальцы к груди — ровно под кромку воротничка. Ей вдруг показалось, что Зоя за прошедшие полгода изменилась гораздо сильнее, чем за все предыдущие столетия. Если, конечно, считать от времени ее пересотворения Габриэлем. Это не просто была уже не та Вида, что ради забавы королей разила без промаха и обливала вином голую грудь, это вовсе не была Вида. Осталась только Зоя Флореску на ее месте.

— Все проходит, все меняется, — произнесла Кларисса и в голосе ее не было прежней уверенности и игривости. — Открывается правда и прежняя картина мира рушится.

— Как карточный домик, — добавил Айкен.

Зоя же молчала, только гладя себя по плечам, будто ей было очень холодно. Когда в книгах пишут, что у героя вся жизнь прошла перед глазами, то из-за этого выражения можно подумать, что люди видят перед собой сначала одну картину, затем вторую. Да-да, вроде как — сначала сцена пикника, потом какое-то приключение, потом… ладно, не важно, это в любом случае неправда. Уж кто-кто, а Зоя бы вам это подтвердила. Вся жизнь просто вспыхивает многогранным осознанием. Глаза — даже внутренним взором — не видят ровным счетом ничего. Мозг — знает. И это невыносимо.

— Если я умру, ведь моя душа вернется в тело Диего? — спросила она, отворачиваясь, тем самым невольно пряча пустую глазницу под отросшей челкой. — Именно потому вы бережете его?

— Точно. Потому что потом мы смогли бы извлечь эту душу снова и возродить тебя, — улыбнулась Кларисса. Она закурила, и стало трудно понять, отчего сощурились ее глаза: от искреннего расположения или же дыма.

— Избави Богиня, — фыркнула Зоя. — Если я когда-нибудь умру, оставьте меня так, как есть.

— Хочешь поучаствовать в Страшном Суде? — презрительно ухмыльнулся Карл, и Кларисса на него шикнула, словно то была запретная тема. Зое она тоже не пришлась по вкусу, девушка нагнулась вперед, готовая обсудить более насущные проблемы.

— Мы вчера видели новое творение Габриэля, — выплюнула она со злостью. — Кукла, даже внешне похожая на меня. Она тоже способна быть живой с одним лишь камнем. Что это может значить? Что король Неблагих обратился к Кроносу?

Кларисса молча кивнула. Она не побледнела, но дыхание ее на секунду едва заметно сбилось. Айкен был единственным в комнате, кто это уловил, и то, вероятно, в силу того, что еще не оставил полицейские привычки подмечать все мелочи.

— Очевидно, так, — хором сказали Карл и Кларисса. Принц развел руками. — Наша песенка спета или близко к тому.

Зоя прищурила единственный глаз, с подозрением глядя на Карла.