– Их кровь?! – ошеломленно повторил он.

– Только в некоторых местах. Ну, я так думаю. Я спрятал картину в сейф у моей матери. Наверно, грабитель хотел забрать именно ее.

Они продолжали вглядываться в чудовищное произведение. Габриэль глубоко дышал, боясь снова сорваться.

– На их лицах выражение ужаса, – выдохнул он. – Значит, им причинили зло. Псих, который это сделал, не довольствовался тем, что выставил их на всеобщее обозрение. Он забрал даже то, что было у них самого сокровенного, – их кровь.

Габриэль сунул дрожащую руку в карман, потеребил листок, который дала ему мать Матильды. Ночью он время от времени думал об этом, вспоминал горячую волну, пробежавшую между ними, и ее умоляющий вид, когда она протянула свой номер телефона. Но он не станет ей звонить. Чего ради? Лучше жить в неведении, чем столкнуться со столь чудовищной реальностью. В любом случае не оставалось ни малейших сомнений в том, что похищения двух девушек как-то связаны.

Габриэль указал на уголок полотна:

– Тут еле видна подпись. Только крошечные инициалы: «А. Г.».

– Значит, это не Калеб Траскман написал эти лица.

– И не Давид Эскиме.

– У тебя есть хоть какие-то соображения, как к тебе попала эта картина?

Габриэль выудил из царящего на кровати хаоса банковскую распечатку и протянул ее Полю. Одна строка была обведена.

– Я совершил покупку на триста восемьдесят евро десятого августа в каком-то заведении, которое называется «У Жакоба», в Бельгии. Я проверил по Интернету. Это такая лавочка, торгующая всем без разбора, недалеко от Северного вокзала Брюсселя, что-то вроде барахолки. Вроде подходит.

Поль положил распечатку обратно. От вида картины ему делалось не по себе.

– Я заберу ее и отправлю в нашу лабораторию. Ты отдашь мне свои банковские документы и счета тоже. Они наверняка что-то прояснят относительно последних месяцев.

Молча мужчины устроились за столом в гостиной. Габриэль принес две банки пива и чипсы на закуску. Может, он и забыл часть своей жизни, но не этот взгляд, который бросил на него бывший напарник, – горящий взгляд, словно пытающийся поддержать в нем жизнь, – и не те долгие вечера, что они проводили с глазу на глаз, запершись в кабинете и работая над очередным делом. Оба будто вернулись в прошлое.

Поль протянул ему фотографию:

– А теперь займемся Калебом Траскманом.

– Единственная его фотография, которую мне удалось найти. Я вырезал ее из обложки одной из его книг. Она сделана в девяносто третьем году, тогда ему было тридцать пять. Нашего типа в действительности зовут Кристиан Лаваш, понимаю, почему он взял псевдоним…[50]

Габриэль вгляделся в протянутый Полем портрет. Тридцать пять лет в девяносто третьем году… Получается, ему было сорок девять в момент встречи с Жюли.

– Похоже, несмотря на растущую популярность, Калеб Траскман умудрялся скрывать свою личную жизнь не хуже главного персонажа его последней книги, этой Лин Морган. Ноль информации о нем в Интернете, совсем ничего. Но я все-таки накопал несколько статей в прессе. В редких интервью он говорит только о своем творчестве и ни слова о частной жизни. Он не позволял себя фотографировать. Такое ощущение, что его постоянно что-то мучило, и он много раз утверждал – держись крепче! – что если бы не писал все эти жуткие истории, то, скорее всего, стал бы преступником. И на шутку это вовсе не походило.