– Я в порядке, – голос Райнера был зол, и он словно боролся с кем-то. – Главное, что с ней.

– Твоё счастье, что сегодня выходной, – ворчливо отозвалась какая-то женщина. – Иначе я бы тебе не позволила встать с постели – только прямиком на лекцию!

– Все показатели в норме, – проговорил незнакомый мужской голос. Судя по всему, он был доктором, который с самого начала запрещал Райнеру находиться рядом со мной. – Однако, трудно сказать, действительно ли она в сознании.

– Я слышал её голос! – рявкнул Райнер.

– Слышал и слышал, – мрачно отозвался другой, низкий и бархатный голос. – Я знавал много девушек, которые во сне могли даже говорить.

– Лэйдон, ты вообще иди отсюда. У тебя сегодня спецкурс, если я не ошибаюсь.

Раздалось хмыканье, какая-то возня, шаги, и постепенно всё стихло.

– Вот мы и одни, – вкрадчиво произнесла женщина. – Можем продолжить то, на чём закончили.

– Вот сейчас не до тебя, Венга, – огрызнулся Райнер.

– Она всё равно спит. Это всего лишь студентка, не она первая, не она последняя. Оклемается.

Райнер в ответ что-то невнятно прорычал.

– Ну, пусечка, неужели ты до сих пор дуешься?

– Заткнись, – в голосе Райнера прозвучала нескрываемая угроза. – Не видишь что ли, адептка на грани жизни и смерти, и обвинят во всём меня.

– Тебя? – женщина хмыкнула. – Если я нашепчу про тебя пару ласковых, никто тебя не обвинит. Ты ведь слышал врача: её жизни ничто не угрожает, она просто использовала тёмный источник, за что и поплатилась. Так что в самом худшем случае её просто отчислят и отдадут Саргонам на допрос и экспертизу.

– Это решать не мне и не тебе, пока что всё, что я вижу – это адептку, которая была готова отдать свою жизнь, пытаясь противостоять оборотням.

– Она покинула границы академии против правил, – голос Венги стал ниже и жёстче. – Наверняка хотела просто самоутвердиться. Выглядеть героиней. И какого она была раздета?!

– Чтобы не порвать одежду при частичном обороте?

Молчание. Тяжёлое дыхание.

– Меня вызывают, – сообщила Венга. – Не задерживайся тут.

Райнер вместо ответа что-то промычал, потом снова шаги – и тишина. А я не могла сделать ничего. Боль давила на виски, и холод никак не отступал. Открыть глаза казалось настоящим подвигом.