Что-то внутри меня съеживается и тихо умирает, но мой голос остается спокойным и далеким.

— Почему не одного из сыновей Маркуса?

Она опять отрицательно качает головой.

— Жребий был брошен. Твои.

— Нет, — твердо заявляю я. — Ты не можешь забрать Сораба.

— Не тебе решать. Дети приходят через нас, но они не принадлежат нам. Решение присоединиться к нам должно быть его собственное, он должен будет выбрать.

— Он не присоединиться к вам. Я буду учить его совершенно другим вещам, нежели учили меня. Я буду воспитывать его, чтобы он смог отличить плохое от хорошего.

Она кивает, как будто уступая.

— Всеми средствами. Ты можешь воспитывать его, как тебе угодно, но, если он решит, когда у него появится такая возможность присоединиться к нам, ты не должен стоять у него на пути. Это все, о чем я прошу.

— С чего бы ему захотеть вступить в братство смерти и уничтожения, если у него появится выбор?

— У тебя есть своя роль. У меня — своя. У него тоже есть своя.

— А если я соглашусь, ты оставишь мою семью в покое.

— Пока Сорабу не исполнится восемнадцать, до этого времени мы не будем связываться с ним.

— И как вы собираетесь это осуществить? Заманить в ловушку, подстроить ему совершить какое-то преступление или грандиозный скандал, а потом шантажировать его этим?

— Нет. В этом нет необходимости.

Я хмурюсь.

— Предложите ему деньги, власть и престиж?

Кажется, она даже развеселилась.

— Сораб — катализатор, ускоритель процесса, и предлагать ему такие вещи, было бы пустой тратой времени.

— Так что же? — разочарованно спрашиваю я.