Виктория Джейн Монтгомери
Здравствуй, мамочка, — тихо здороваюсь я.
— Здравствуй, дооорогая, — с волнением тянет она слова, направляясь ко мне и крепко обнимая за плечи, громко целуя в обе щеки. В уголках ее голубых глаз залегли морщинки, но глубоко внутри я вижу что-то, что сбивает меня с толку. Это не я, а она, находится на краю помешательства.
— Как ты? — спрашивает она, но в ее голосе слышится какой-то дикий зов.
Мы с мамой никогда не были близки, но теперь я понимаю, что она может оказаться моим самым полезным союзником. Я улыбаюсь своей самой милой улыбкой.
— Я чувствую себя прекрасно.
— Я думала, что это будет самый ужасный день, но не предполагала, что он будет таким милым?
Конечно. Погода. Она говорит о погоде, как будто я совсем чужой ей человек, которого она встретила в деревенской пекарне. Очень по-английски. Я уверена, что могу тоже об это поговорить, поэтому поворачиваюсь в сторону окна, за которым светит солнце.
— Да, ты права, сегодня прекрасное утро.
Мама, как-то неуверенно поднимает правую руку к своему лицу, и в этот момент мне кажется, что она превратилась в какое-то жалкое существо.
— Они с тобой хорошо обращаются?
— Да, все очень мило.
— Ох, хорошо, — с облегчение выдыхает она.
— Как папа?
— Ну, он, конечно, скучает по тебе. Он не может дождаться, когда тебе станет лучше, чтобы ты могла вернуться, — радостно говорит она.
— И когда ты думаешь это случиться, мама?
Мать неуверенно моргает, напоминая мне оленя, ослепленного светом фар на проезжей дороге.
— Ну, как только тебе станет лучше, моя дорогая.
Ах, видно не скоро, но она продолжает говорить.
— Не волнуйся об этом. Просто быстро поправляйся. Ты же принимаешь все лекарства и делаешь все, что советуют врачи, правда ведь? Поэтому очень скоро будешь дома. Может тебе стоит пожить с нами какое-то время. Мне никогда не нравилась идея, что ты в одиночестве пребываешь в этой квартире в Лондоне.