– Я не знаю, как рассказывать, – сердито сказал он, – Откуда начинать?
Мне стало его жаль. Я с трудом удержалась от того, чтобы посмотреть на него.
– С начала, дорогой. Лучше всего начинать с начала. С аварии, например. Там, на Земле.
– Да ни при чем тут я! – вскипел Агиль, – Алвис тебе уже говорил. Я просто воспользовался случаем, это было, да! Но не убивал я твоего муженька, сдался он мне. И команды такой не давал. Я подходящего случая полгода ждал, между прочим.
Я кивнула. Все-таки посмотрела на него:
– Хорошо. Наверное, я не права в своих подозрениях. Да и черт с ним, с моим мужем. В конце концов, он жив и здоров, при твоем участии. Пусть и дальше будет жив и здоров. Но дальше я не знаю, как тебя спрашивать. Ты просил тебя выслушать. Я слушаю. Ты про меня все знаешь. Я про тебя почти ничего. Вот и расскажи. Почему ты скрывался, почему не захотел просто поговорить, когда я просила, почему потом встречался со мной под другим именем?
Агиль вздохнул, потер лицо руками и начал неуверенно:
– Когда я потерял Аниту, я думал, что всегда буду верен ее памяти. Мы были вместе 10 лет, детей она не хотела, потому что была танцовщицей и рождение детей сказалось бы на карьере. Она все откладывала и откладывала, а я любил ее и был согласен подождать. К тому же совместимость у нас была небольшая, около 45 процентов, риск был велик. У нее были варианты с лучшей совместимостью, но она выбрала меня. Теперь я знаю, что как раз из-за небольшой совместимости и моих перспектив она и остановила свой выбор на мне. Детей она не хотела вовсе, хотела заниматься танцами. Мой же стремительный профессиональный рост с такой же стремительно растущей зарплатой позволяли ей перебирать театрами и предложениями.
– Откуда ты все это знаешь? – перебила его я.
– Одна из ее подруг рассказала через полгода после гибели Аниты. А потом я нашел подтверждение в дневниках, когда разбирал ее кабинет. Но и тогда я не сердился на нее. Она была легкая, веселая. Да, очень эгоистичная, но это у нее было естественно, как у ребенка. На нее никто никогда не сердился. – Агиль вздохнул и продолжил, – Но после того, как я узнал мотивы Аниты, я как-то… почувствовал себя вправе, что ли, попробовать еще раз. Я, конечно, знал, что 45 процентов с ней – это мой предел, но все же в какой-то грустный вечер сделал повторный запрос в Центр. И узнал о тебе. Это было как подарок с небес.
Он помолчал, словно ожидая моих вопросов. Но я молчала. Так что он продолжил:
– У меня есть деньги и есть возможности, ты уже поняла. Я следил за тобой, ждал подходящего случая и воспользовался им. Я поступил некрасиво, но тогда меня это не смущало. После стольких лет убежденности, что для меня хорошей пары нет, я слегка… потерял берега. У нас частенько само собой разумеется, что люди женятся, будучи едва знакомы. Просто у них хороший коэффициент совместимости и они друг друга устраивают. Я думал, что я неплохой жених, обеспеченный, и с этой стороны проблем не будет. Ну не особо красивый, но у меня много других достоинств. Я думал, что ты оглядишься и поймешь, насколько это выгодно – брак со мной. Только я не учел, что ты выросла в другом мире и коэффициент для тебя пустой звук, к тому же твои родители – романтики, и для тебя это будет выглядеть совсем по другому. Для меня это обидный просчет, аналитика и сопоставление фактов – мой хлеб. Но, видимо, на личном это не работает.
Он помолчал.
– Я делал все, чтобы ты не узнала меня до церемонии. Заблокировал всю информацию о себе в твоем планшете. Ее там было немного, но я не хотел рисковать. Делал все, чтобы ты не узнала, что можешь отказаться от своего обещания. Сделал единственное исключение – когда мы ездили в Центр, хотел удостовериться лично в результатах обследования и побыть рядом с тобой. Тогда я был разочарован, ты показалась мне вялой амебой. Подумал, что проблем не будет. Счастья особо тоже.
А вот это было обидно. Я глянула на него исподлобья:
– Конечно. После тяжелого стресса выдернуть человека из привычной обстановки, посадить практически в заключение, а потом ждать от него веселья – очень умно.
Агиль кивнул:
– Я вообще-то уже признался, что дурак.
– Не признавался! – парировала я.
– Хорошо, – покорно согласился он, – Признаю сейчас. Я – дурак. Можно дальше рассказывать?