Дальше я сидела молча, просто не знала, что сказать. Это надо было переварить. Я даже не знала, как к этому относиться. Агиль (или Горгий?) забеспокоился:

– Скажи хоть что-нибудь, Оксана! Прости меня, я все объясню. Только не молчи! И ты обещала подумать!

Я тяжело поднялась с кресла. Агиль вскочил тоже.

– Знаешь, – сказала я, – Я сейчас ничего не соображаю. Мне нехорошо, как-то очень много всего, я не могу сейчас… Можно мне чего-нибудь успокоительного и поспать? А потом будет видно. Наверное…

Агиль отвел меня в спальню. Так понимаю, в его спальню. Бережно раздел и уложил в постель. Принес мне воды с мятно-апельсиновым привкусом и сел рядом на край кровати. Я смотрела на него, в голове не было ни одной мысли, хоть самой маленькой. Я не могла сердиться на него и не могла его простить. Не могла понять даже, что я чувствую. Поэтому я просто смотрела на него, пока не уснула.

Глава 20

Не знаю, сколько я спала, но подозреваю, что проспала весь остаток дня, ночь и следующее утро. Когда я проснулась, было опять светло. Я чувствовала себя неплохо и была в состоянии думать. Какое счастье, что я опять могу думать. Мне предстояло принять много решений.

Я осторожно огляделась и вспомнила свое первое утро в этом доме. Надо же, как забавно, я два года бегала от него и я опять здесь. В другой комнате, но в том же качестве. Конечно, я теперь понимала в здешней жизни гораздо больше, но и положение мое стало сложнее.

На кресле рядом я нашла свою вчерашнюю одежду, аккуратно сложенную. Выбора не было, оделась. Нашла вход в ванную, умылась. Надо идти, искать завтрак и определяться с будущим. Моим, Агиля и наших детей.

Я вышла из спальни и пошла по коридору, разыскивая хоть кого-нибудь, желательно не хозяина этого дома. Просто кого-нибудь, кто меня покормит. Как ни странно, аппетит был отличный. Вообще меня переполняла уверенность, что все будет хорошо. Я не знала, как я поступлю, когда выслушаю Агиля, но он не был женат, наша совместимость была уникально высока и он меня любил. Возможно, учитывая новые два обстоятельства в моем животе, стоит закрыть глаза на обман. Но сначала выслушать аргументы провинившейся стороны. А перед этим – позавтракать.

Я спустилась на первый этаж, прошла прямо на кухню и попросила у изумленной поварихи завтрак. О моем прибытии явно знали и она предложила принести завтрак в столовую. Я отказалась и попросила разрешения поесть где-нибудь здесь, пообещав сильно не мешать. Повариха разрешила и, сохраняя изумленное выражение лица, выставила на угол большого кухонного стола кофе, хлеб, масло и тарелку молочной каши. Подумала, посмотрела на меня и добавила два яблока. Учитывая вчерашний голодный день (не считать же едой стакан успокоительного) и два развивающихся организма внутри, я была очень голодна. Я съела все, попросила еще кофе, выпила его, поблагодарила и, прихватив с собой яблоки, отправилась в сад. Кому надо, тот меня найдет. Сегодня я была полна мстительного веселья. Скоро, совсем скоро я узнаю все, о чем не говорил этот негодяй все время нашего знакомства. И перед тем, как простить его, я уж вдоволь покуражусь. Он тоже должен пострадать от неизвестности, хоть немного.

Я добралась до беседки, в которой любила прятаться в дни моего заключения здесь. Она стала еще более запущенной, но вид был по прежнему прекрасен. Я уселась на старую деревянную скамейку, таких сейчас нет в парках, все больше пластиковые стоят. Сидела, любовалась видами, ощущая их своими, грызла яблоки, ждала.

Мой расчет был верен. Агиль пришел довольно быстро.

– Сам догадался, где я? Или сообщили? – спросила я.

– Сам, – буркнул он, заходя внутрь и опускаясь на скамейку рядом со мной, – Ты уж совсем обо мне плохого мнения.

– Так уж получается, – ехидно пропела я, по прежнему глядя вдаль.

Мы помолчали. Первым не выдержал Агиль.

– Ты будешь спрашивать? Ругаться? Призывать на мою голову кары небесные?

Выдержав паузу, я медленно ответила:

– Нет, не буду, мне лень. Ты сам все расскажи. Если что-то не пойму, спрошу.