… – Таким образом, мы не можем с уверенностью назвать год и даже век рождения кандомбле в Бразилии! Письменных источников не осталось – вернее, их не было вовсе. Чёрных рабов привозили на побережье страны в трюмах португальских кораблей. Это были главным образом йоруба: жители современной Нигерии и Конго, частично – народы наго, эдо и хауса из Бенина и Ганы. Для португальских завоевателей чёрные люди были, как вы знаете, животными, которых можно научить работать, – и только.
Дон Жантос остановился, чтобы перевести дух. На его коричневом лбу каброша[25] блестели крошечные бисеринки пота. Собравшиеся вокруг студенты благоговейно ждали, когда легендарный профессор продолжит лекцию. Огромное помещение выставочного зала университета Сан-Паулу было полно народу. Час назад состоялось торжественное открытие ежегодной ноябрьской выставки студенческих работ факультета искусства. Выставка традиционно посвящалась Дню национального самосознания и герою Зумби Дос Палмарис[26]. На белых стенах висели картины. На постаментах высились скульптуры, статуэтки и инсталляции. Группы людей бродили по мраморным плиткам пола, осматривая экспонаты и взволнованно переговариваясь.
– Многие продолжают считать так и сейчас, профессор! – раздался голос из толпы студентов. Профессор Жантос грустно улыбнулся, поправив на запястье известный всему университету браслет из агатовых и нефритовых бусин.
– Безусловно, молодой человек. Ведь и идеи Гитлера многим поначалу казались здравыми – до тех пор, пока национал-социализм не показал Европе своё истинное лицо! Но, как говорится, отними у человека его злобность, глупость и страх перед теми, кто на него не похож, – и он перестанет быть человеком и сделается святым… Более того, такой подход к людям может оправдать любую жестокость. Наша страна поднялась на плечах чёрных рабов, на их слезах и страданиях. Всё, что йоруба смогли привезти с собой в чужую землю – это учение Ифа[27]: их религия, образ жизни, принятие мира, связь с природой и стихиями… Это то, что не позволило народу йоруба без следа исчезнуть на чужой земле: ведь о никакой ассимиляции в те времена не могло быть и речи! Индейцев обратить в рабство португальцам не удалось: коренные жители Америки вымирали целыми племенами в неволе. А йоруба не только выжили, но и умудрились в нечеловеческих условиях пронести своё религиозно-философское учение практически без изменений до сегодняшнего дня. И это в ультракатолической стране, какой являлась на протяжении трёх веков Бразилия! Где даже подозрение в поклонении языческим идолам каралось страшно и жестоко! Где бывшие граждане государств Ндонго[28] и Иле-Ифе[29] ежедневно рисковали жизнью, сохраняя верность своим богам! Из великой культуры Ифа родились кандомбле и капоэйра, гордость Бразилии! Кто здесь сможет назвать основное отличие кандомбле от западноафриканской философии Ифа? Сеньорита Каррейра, прошу вас! Вы ведь из Баии, насколько я помню? Если так, то вы должны всё знать о кандомбле!
По толпе студентов прокатился негромкий смех. Все обернулись на девятнадцатилетнюю мулатку с серьёзным лицом, которая, откинув за спину вьющуюся копну волос, спокойно ждала, пока шум уляжется.
– Благодарю вас, профессор, – с улыбкой сказала Эва Каррейра, дождавшись тишины. – Я полагаю, что главное отличие кандомбле от учения Ифа – в слиянии йорубанских верований с католической религией. Чисто внешнем слиянии, разумеется. Африканцам насильно навязывали католичество – у них не было возможности сопротивляться. И поэтому Мать Всех Вод Йеманжа спряталась за Святой девой. Ошала, отец всех ориша, стал Иисусом Христом. Эшу Элегба – святым Антонием, Обалуайе, хозяин болезней – святым Лазарем, воин Огун – святым Михаилом из-за меча в его руках, охотник Ошосси с его стрелами – святым Себастьяном, а ориша молний и гнева Шанго сделался святой Барбарой…
Снова смех прокатился по аудитории.
– Но это-то как можно объяснить, Эвинья? – насмешливо спросил Даниэл да Вита. – Думаю, ты ошибаешься! Шанго стал женщиной и не обиделся?
– Поверь мне, нет, – серьёзно ответила Эва. – Видишь ли, святую Барбару обыкновенно изображают в красно-белом одеянии. Красное и белое – это цвета Шанго, параллель очевидна для посвящённых. Так что католические святые стали обычным прикрытием! Чёрная рабыня могла без помех молиться в своей хижине перед статуэткой Девы Марии: для неё это была Жанаина, Йеманжа, Звезда моря! А пляски во славу Огуна сделались капоэйрой! Для белых хозяев это были всего лишь дикие языческие танцы – а для рабов они стали боевым искусством, и если бы не оно – никакие киломбуш и государство Палмарис не могли бы возникнуть! И герой Зумби Дос Палмарис, который, по легенде, был сыном чёрной рабыни от ориша Шанго…
– Дон Жантос, да уймите же нашу учёную даму! – со смехом обратился Даниэл к профессору. – Боюсь, нас ждёт ещё одна лекция, а дело идёт к вечеру!
– Продолжайте, сеньорита Каррейра, прошу вас, – спокойно попросил профессор. Но Эва, смутившись, умолкла. Несколько студенток, слушавших её с большим интересом, сердито заворчали на Даниэла. Тот отмахнулся со скучающим видом, отбросил со лба каштановую прядь волос. Одна из девушек восхищённо вздохнула. Даниэл чуть заметно улыбнулся.
– Что ж, тем не менее, блестящий ответ, – невозмутимо подытожил дон Жантос. – Я и сам не сказал бы лучше. Превосходно, сеньорита! О божественном происхождении легендарного Зумби мне, например, ничего не известно!
– На этот счёт и нет никаких официальных данных, – улыбнулась Эва. – Это просто патаки[30] с холма Мата-Гату… одна из сотен сказок Баии.
– Я просто вынужден поставить вам автоматический зачёт по моей дисциплине, – шутливо поклонился профессор. И обратился ко всей аудитории сразу, – Насколько мне известно, здесь, на выставке, присутствуют несколько работ сеньориты Каррейра! Покажите нам их, Эва, прошу вас!
– Ни… ничего особенного… – Эва, захваченная врасплох, страшно смутилась. – Цикл «Сыновья Йеманжи»… Они стоят вон там, в скульптурном зале.
Толпа студентов под предводительством профессора устремилась в соседний зал. Рядом с Эвой остался лишь Даниэл.
– Ну, я это всё уже видел сто раз, так что извини, любовь моя, – не побегу, – насмешливо сказал он.
Эва молча кивнула. И зашагала вслед за товарищами.
Те уже стояли, плотно окружив длинный постамент с пятью статуэтками примерно в полметра высотой. Первым обращал на себя внимание Огун – гора мускулов, чёрное, суровое, некрасивое лицо, недобрый взгляд, тёмно-синяя накидка. Чуть поодаль король грозы Шанго поднимал свои мачете, похожие на молнии. Рядом с ним, опустив лук и наложенную на тетиву стрелу, лениво поглядывал поверх голов зрителей охотник Ошосси. За его спиной высился в белой одежде Ошумарэ – мужчина и женщина одновременно, хозяин радуг и дождей. И рядом с ним, как тень, стоял повелитель хворей и болезней – сумрачный Обалуайе в соломенной накидке, скрывающей изуродованное тело.