«Игра! Старая, много раз испробованная… как ловушка с приманкой. Разговор как будто пустопорожний — вроде бы промеж себя препираются, но оба настороже. Фома тоже так умел, хоть и по-другому — улыбался, винца подливал собеседнику, забавные случаи вспоминал, а сам как натянутая тетива был… Эти не натянуты, но похоже очень…»

— Вот и сейчас послушайся, Кирюш… Погляди-ка на нее сам… внима-ательно так погляди, умеешь же.

— Кхе! Ну… гляжу.

— И чего видишь?

— Баба, вдова… молодая, пригожая, ликом приятственна… Кхе! Даже очень приятственна! Шея, гляди-ка, без морщин, свеженькая еще… грудь высокая, налитая… упругая вроде бы… Кхе!

«Нарочно злит… Нет, не поддамся, не на ту напал!»

— Стан тонок, гибок… — продолжал Корней таким голосом, что казалось, вот-вот причмокнет губами от удовольствия. — Бедра широки, ноги длинные… э-хе-хе…

Корней по-стариковски закряхтел, и Арина догадалась, что он склонился на сторону, пытаясь разглядеть ее сбоку. Не удержалась и стрельнула глазами на сотника. Лучше б не смотрела, аж передернуло от отвращения! Знала она такие мужские взгляды — словно раздевают грязными липкими руками. Так и хочется после этого чистой водой омыться. Но Корней-то на первый взгляд вроде бы не из таких…

— Кхе! Не рожала еще… но сласть плотскую познала… позна-а-ла! — Корней заметил, что Арина подглядывает, и его взгляд мгновенно переменился — так смотрят, когда выбирают место для удара. Видят все сразу: на какую ногу тяжесть приходится, куда взгляд направлен, какая часть тела напряглась, обозначая начало движения… На врага так смотрят! Тело сработало само (опять наука пригодилась) — приготовилось уйти от удара, как только станет заметно его начало.

— Но с норовом бабенка… с норовом и… Андрюха, не суйся! Пшел вон, я сказал! — Позади Арины стукнула закрывшаяся дверь. — И под дверью не топчись, на двор ступай! Не, ты видал, Аристаша? Ты вообще себе представить мог, чтобы Андрюха когда-нибудь под дверью подслушивал? Едрена-матрена, да что ж это делается?

От одной мысли, что Андрей слышит все это, у Аринки сердце зашлось.

«Ну ладно, я им никто — чужая, а он-то… Илья говорил — вернее его нет никого у сотника, а он его так… За что? Ведь он же к нам только потому потянулся, что у него семьи нет и не было никогда толком. Корней же его как холопа гоняет. Привык, что Андрей ему как пес предан, вот и относится, как к псу, словно он и не человек вовсе и все человеческое ему заказано!»

— Что делается, то и делается, Кирюш… Ну? Нагляделся или до дыр просматривать будешь?

— А вот и не нагляделся! Приятно больно. Когда еще доведется… Кхе!

— Ну гляди дальше, нам ведь не к спеху?

Арине показалось, что в спокойном почти до безжизненности голосе Аристарха послышалась насмешка.

«Ну почему они не понимают-то? Оттого Андрей так переменился, что мы у него теперь есть. Именно мы, а не я… Хотя я-то все бы отдала, кабы это из-за меня… Приворожила… Чего тут ворожить-то? Сам-то как на свою внучку намедни глядел? Видно же — веревки она из него вьет, а Андрей ему, что — чурбан бесчувственный?! Да и не ворожить надо Андрея — развораживать… Есть вроде бы что-то такое…»

— Дальше, дальше… едрена-матрена. Тоже мне, таинства великие! Горда, но не заносчива — себя понимает. Не ломали ее… или не смогли. Страха умеет не показывать — телу воли не дает, держит в узде. Учили, видать, хорошо, да и наставник хорош был… очень хорош, едрена-матрена. Да, так вот… Руки… руками не суетится, голова, шея… Кхе! Ну прям, царица — умеет держать. Стоит… едре… Аристарх, да она же не стоит — струится, как воин! Вроде и неподвижна, а постоянно перетекает!

— Вот-вот… А ты: «грудь налитая»… Ты бы еще про лоно мне рассказал, вот бы я заслушался!

Теперь насмешка в голосе Аристарха была уже совершенно явственной.