Проснувшись, Настя увидела, что уснула за пяльцами. Ничего, книга явно тут, сейчас полистает, хоть немножко разберется в том, что вытворяют ее руки. Впрочем, сейчас, наверное, не получится, светает уже, если она правильно помнит, сегодня отец должен уехать, значит, позовет дочерей и спросит о подарках. Вздохнув Настя решила, перелечь в постель – все равно будить придут и обдумать, чем еще можно помочь купцу, что бы он непременно добрался до аленького цветочка. Домой хотелось нестерпимо, значит нужно приложить усилия. Действительно, после скромного девичьего завтрака – каша с маслом и хлеб, Настю опять позвали к отцу. Гордея и Любава уже были тут, сидели чинно на лавке. Гордея по-прежнему хранила высокомерно-презрительный вид, а Любава потихоньку таскала из рукава орешки.

– Дочери мои любезные, дочери мои хорошие, пригожие.

Начал купец.

– Коли обещаете мне вести себя достойно, и честь свою девичью не ронять, привезу я вам такие подарки, какие сами пожелаете.

И внимательно на дочерей посмотрел, хотя и с тайным смущением – выросли уже дочери, невесты совсем, тяжело им в теремах усидеть. Тут поднялась с лавки Гордея и, переломившись в поясе, поклонилась и проскрипела:

– Государь ты мой родимый батюшка, дозволь нам на свободе подумать, каковых нам подарков захочется.

– К обеду решить надобно.

Все девушки встали, поклонились и кучкой вышли к лестнице наверх.

– Настька, ты чего просить будешь, ткнула Настю в бок острым пальцем Гордея.

Зашипев от боли, Настасья смерила «сестрицу» взглядом и промолчала. Любава же жалостливо сморщила носик:

– Ой, а я и не знаю, чего просить…

– Не волнуйся Любава, попроси себе утеху девичью – туалет хрустальный, ты же любишь собою в зеркальце любоваться?

– Ой, верно, расцвела Любава, и едва не вприпрыжку поскакала к себе.

– Хм, Гордея, прошипела что-то себе под нос и прошла, мимо толкнув Настю.

– Ну, погоди! Подумала та, от зависти еще захлебнешься!

После обеда все прошло в точности по сказке: Гордея запросила «Венец златой, каменьями изукрашенный, мне на гордость, всем на удивление»! Любава испросила «Туалет хрустальный, что бы краса моя девичья не убавлялась». Настя каменными губами просила «Цветочек Аленький, краше которого нет на белом свете», и пыталась выговорить другие слова, да не могла. Вернувшись в терем, упала на кровать и горько заплакала. Очнулась от прикосновения к плечу:

– Настя, трясла ее Аленка, Настя, что случилось?

Подняв голову, Настя увидела, что она опять в своей гостиной горько плачет на диване. Лилька сидела в роскошном наряде царевны – лебеди и с косой, змеящейся по полу. Васька пока еще была лягушкой, но в смешном бархатном плащике и фате. Машка радовала глаз потрепанным сарафаном и простым платком. Лишь Аленка пришла в том же платье что и в прошлый раз, серебристый сарафан поверх изумрудной шелковой рубашки.

– Ничего, Алена, просто, батюшка уезжает, а я его остановить не могу.

Покачав головой, Аленка налила Насте чаю покрепче из вновь горячего чайника.