Финн скрипнул зубами, явно сдерживаясь, что не сказать что-то грубое.

— Он был со мной, когда мы почувствовали неладное, — ответил за него Энтони. — Мне пришлось перемещать нас обоих, поэтому это заняло больше времени, чем ожидалось.

— Я же просил, — перебил его Финн, обращаясь к Мелли, — просил тебя не влезать в неприятности!

Он тут же осекся, втянув воздух через стиснутые зубы, и с непривычной нежностью в голосе поинтересовался:

— Как ты себя чувствуешь?

— В целом, нормально, — задумалась Мелли, все еще не вставая с пола. — Но, думаю, врач не помешает.

Финн кивнул, и, аккуратно подняв ее на руки, вышел из кабинета со словами:

— Я отнесу ее в гостиную.

Энтони помог встать мне. Я обернулась: возле входа, привалившись к стене, сидела Стела. Лицо ее было бледным, как у покойницы, под глазами залегли темные круги.

— Стела, — позвала я девушку. Та подняла голову и мученически улыбнулась.

— Я тоже в порядке, Виринея. Рада, что ты цела.

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — выгнул бровь Энтони, окидывая Стелу подозрительным взглядом. — На мою невесту напал ученик моего дяди, а когда я прибыл, оказалось, что ее защищает служанка-некромант. И, кстати, почему бабушка пребывает в столь радужном настроении?

— А где она? — поинтересовалась я месторасположением леди Мойры.

— Внизу, отдает распоряжение слугам сделать чай, — поджал губы Энтони, а я в который раз удивилась характеру старушки: ее чуть не убили, половину замка разрушили, а она собралась чаевничать! Ну, просто чудо, а не бабуля.

— Давай я все объясню в гостиной, — попросила я, сжимая ладонь мужа. Тот кивнул, и резко привлек меня к себе, с силой прижимая к груди. Краем глаза я заметила, как Стела, смущенно опустив глаза, медленно вышла в коридор, оставляя нас наедине.

— Тони…

— Рини…

Мы начали говорить одновременно, и тут же сконфуженно замолчали, стоя в обнимку.

— Я думал, что с тобой что-то случилось. Боялся, что не успею, — шепотом признался мне Энтони, гладя меня по волосам. Высвободившись из его объятий, я подняла лицо вверх и сказала:

— А я боялась только одного: что не успею сказать, как люблю тебя.