— Нет, нет, — затряслась я от гнева. — Меня кое-что разозлило. Вернее, кое-кто.
И я многозначительно посмотрела на Амеллин. Верно истолковав мой взор, она смущенно попросила Филиппа оставить нас одних. Как только ученик дознавателя вышел из гостиной, я крикнула:
— Мелли, он назвал меня воровкой! Меня, ты представляешь?! Смею напомнить, что я — принцесса!
Вспомнив, что уже не имею этого титула, я осеклась, но тут же продолжила:
— Да у меня столько денег и всяких артефактов, что хватит каждому раздать! Я — и вдруг воровка! Так сильно меня еще никто не оскорблял! Даже Эллария.
Амеллин хихикнула при упоминании бывшей девушки Финна, которая изрядно достала нас в академии Клеор, но тут же посерьезнела.
— Это очень сильное заявление, Рини. Но почему Энтони так решил?
— Потому что, видите ли, только член семьи может взломать шкатулку! Или тот, в ком течет магия рода.
— А в тебе она как раз есть, — задумчиво протянула Мелли. — Ладно, тебе нужно успокоиться. Пойдем, Рини, выпьем чаю, а уж потом…
Договорить Амеллин не успела — с первого этажа донесся душераздирающий женский крик.
Подобрав юбки, мы с Мелли помчались вниз так быстро, насколько могли. Уже на площадке первого этажа Амеллин перегнулась через перила и крикнула:
— Зови Энтони! Леди Мойре плохо!
Я бросила быстрый взгляд вниз. Достопочтенная бабуля лежала на полу, картинно раскинув руки. Глаза ее были полузакрыты, рядом валялась трость. Над старушкой причитала Полли, охая и ахая, и пытаясь приподнять голову старой леди.
— Энтони! — завопила я во всю мощь своих легких. — Тони!
Сверху послышался шум и топот — супруг услышал вопли, и поспешил вниз. Быстро преодолев последний пролет, я оказалась возле леди Мойры и приложила руку к морщинистой шее. Пульс был, но слабый.
— Что случилось? — накинулась Амеллин на Полли. — Что здесь произошло?
— Я… Я не знаю, — заикаясь, ответила целительница. — Я сопровождала леди Мойру в ее комнату, как она вдруг страшно захрипела и упала. Я испугалась, и закричала.
— Хватит разговоров, — рявкнула я. — Вылечи ее!
— Не могу, — поникла Полли. На лице Амеллин возникло ошарашенное выражение.
— Как не можешь? Ты же целитель! Сиделка!